«Сатурн» почти не виден

Передайте Рудину следующее: там, куда он идет, работают люди, прекрасно осведомленные о ходе войны, которым абсолютно ясно, что блиц не получился. Они знают, что быстрое и далекое продвижение их войск внутрь нашей страны вызвало опасную для них растянутость коммуникаций, которая уже теперь сдерживает активность их войск. Мы имеем точные сведения, что в их генеральном штабе дебатируется план приостановки наступления на Центральном фронте, чтобы к будущему году подготовить решающее наступление на Москву. Большую тревогу у трезвомыслящих немецких генералов вызывает неподготовленность их войск к нашей зиме. Речь здесь идет и об экипировке солдат и о технике, не рассчитанной на низкие температуры. Даже осенняя грязь уже стала для них ощутимой трудностью. Нужно, чтобы Рудин все это знал и учитывал. О выходе Рудина в операцию сообщите мне немедленно. Информируйте об этом и товарища Алексея. Все мы желаем Рудину успеха и уверены в нем. Привет. Старков».

Рудин прочитал шифровку и вернул ее Маркову. Они переглянулись. Радиограмма была для них как бы ответом на их постоянные и тревожные раздумья о положении на фронте. Не дальше как вчера они говорили об этом, и Марков сказал, что самую главную трудность для Рудина создает положение на фронте, ибо совершенно ясно, что разговаривать с Андросовым было бы гораздо легче, если бы немецкие войска не имели таких больших успехов в первые же месяцы войны.

— Остается только желать, — сказал Рудин, — чтобы Андросов оказался достаточно осведомленным.

— А если нет, — улыбнулся Марков, — информируйте его сами.

— Постараюсь…

С наступлением сумерек все покинули остров. За несколько минут до этого в Москву отослали последнюю радиограмму: «Сейчас Рудин уходит. Все покидаем остров и переходим на зимнюю базу. Утром связь оттуда. Марков».

На границе болота Марков простился с Рудиным.

— Все будет в порядке, я уверен, — тихо сказал Марков, сжимая руку Рудина.

— Я тоже.

— До свидания!

— До свидания! — Рудин махнул рукой стоявшим поодаль товарищам, улыбнулся Гале Громовой, смотревшей на него широко раскрытыми глазами, и побежал догонять ушедший вперед отряд Ольховикова…

ГЛАВА 9

Шли молча растянутой цепочкой. Впереди маячила громадная фигура Ольховикова, сразу за ним шагал Рудин. Стоило кому-нибудь звякнуть оружием или глухо чертыхнуться на скользкой тропинке, Ольховиков оборачивался и некоторое время шел пятясь. И тогда виновный старался укрыться за спину впереди идущего, будто командир мог разглядеть его в темноте.

В километре от села Никольского отряд встретил боец, проводивший здесь предварительную разведку. Он сообщил, что в селе находятся около двадцати немцев и полицаев. Немцы ночуют в здании школы, а полицаи — по хатам.

Подошли к селу вплотную. Ольховиков сам выбрал место для каждого своего бойца. Оставляя его, он спрашивал:

— Все ясно? Вопросов нет?

— Ясно!..

Разместив бойцов с флангов села и прямо перед ним, Ольховиков вернулся к Рудину, выбравшему себе место на окраине ольшаника, который широкой полосой тянулся западнее села.

Ольховиков присел рядом с ним на землю, прижал к глазам светящийся циферблат часов и сказал шепотом:

— Рубеж заняли хорошо. Ровно через час начнем концерт. — Тронув Рудина за руку, добавил: — Значит, вы из кустов никуда. И пока мы не начнем отхода, сидите здесь без движения. Мало ли что: пуля, она, как известно, дура.

— Вы обо мне меньше думайте, — строго сказал Рудин. — Делайте свое дело, а я — свое.

Ольховиков помолчал, смотря на Рудина, и вздохнул:

— Не знаю, конечно, для чего это делается, но вашей доле не позавидуешь.

— Думайте, повторяю, о своей задаче.

Ольховиков обиженно умолк. Вокруг тишина. Только шорох дождя.

Точно в назначенный срок Ольховиков встал и, подняв ракетницу, выстрелил. Над темными силуэтами домов со свистом взметнулся багровый комочек, со звонким треском он взорвался в воздухе, и огненные капли, на мгновение зависнув в воздухе, начали медленно падать. И тотчас справа и слева затараторили ручные пулеметы. Они точно перекликались краткими очередями. Ольховиков вслушивался в эти звуки, как дирижер в игру оркестра.

— Начали складно, — удовлетворенно сказал он.

Там, где в селе была школа, послышались звон разбитого стекла, крики и ругань по-немецки. Очевидно, солдаты гарнизона покидали помещение кратчайшим путем — через окна. Немцы открыли ответный огонь. Беспорядочная перестрелка длилась около часа.

Особенно ожесточенной она была на правом фланге села.

— Там у них блиндаж с круговым обстрелом, — пояснил Ольховиков.

На левом фланге действовал миномет, он швырял мины через село. Видимо, минометчики стремились помочь огневой точке, думая, что партизаны там готовят прорыв в село.

Рудин напряженно вслушивался в разноголосицу выстрелов, стараясь понять, как ведут себя немцы.

Пули щелкали по кустарнику, где он сидел, рикошетили то с визгом, то со злым урчанием. Ольховиков ворчливо сказал:

— Ложись, товарищ. Это они, гады, стреляют сюда вслепую.

Небо на востоке начало приметно светлеть. Фланговые группы Ольховикова, не прекращая огня, начали уходить от села.