Саван для блудниц

До обеда Юля с Харыбиным гуляла по берегу озера, наслаждаясь волшебым зрелищем розоватых сосен, просвечивающих сквозь вату тумана, и вдыхая хвойный аромат, смешанный с запахом дождя и онежской воды. Она так резко сменила слякотный и полный кровавых трупов мрачный город, в котором жила бесконечными тревогами и недомолвками со своими бывшими любовниками, что теперь, оказавшись в этом тихом и чудесном месте, среди воды и зелени, да еще и в объятиях совершенно нового мужчины, который покорил ее своей пылкостью и решительностью, поняла, что в ее жизни произошло что-то очень важное. Никогда еще рядом с мужчиной она не ощущала себя такой спокойной и умиротворенной. Ей в голову пришла даже мысль о том, а не забеременела ли она – настолько хорошо и в тоже время странно она чувствовала себя физически. Тело ее стало легче, цвет лица изменился, на щеках заиграл здоровый румянец, а глаза смотрели в глаза обнимающего ее мужчины и жадно искали там отражение собственного наслаждения.

Даже разговоры о Соляных или Белотеловой не отравили эту долгую прогулку. Они удивительным образом понимали друг друга, и Юлю не покидало ощущение, что она хорошо знает этого человека, что он всегда был рядом с ней, и дыхание его сливалось с ее дыханием, но только она раньше не замечала этого…

– Я думаю, что Соляных связывало с Ларисой общее дело, крупный бизнес или наркотики, потому что сама видишь, какие здесь деньги… Когда его схватили за одно место в Москве, он позвонил ей и попросил прикрыть его, а она быстренько все продала и дала деру.

– Ты хочешь сказать, что у нее была СВОЯ ДОЛЯ в их общем деле?

– А почему бы и нет? Другой вопрос, откуда она взяла деньги, чтобы вложить в его дело? Думаю, они достались ей по наследству от прежнего любовника, того самого, которого посадили. Сегодня же вечером я это выясню, а ночью вылетим домой. Ты не против?

Он так хорошо произнес это «домой», как если бы у них и на самом деле был свой дом, общий дом, который ждал их.

– А как тебе вообще Соляных? Ты не заметила в нем ничего особенного?

– Заметила.

– Вот и умница. Они… всегда маскируются под нормальных мужчин, но на самом деле презирают женщин, и даже больше – испытывают к ним отвращение или страх… Да-да, не удивляйся. Они помогают друг другу, у них свои семьи, кланы, они для себе подобных сделают все. И особенно много их среди артистов балета, музыкантов, театралов…

– Ты осуждаешь их за то, что они такие?

– Нет, я не могу их осуждать, потому что не имею представления, что ими движет. Но уверен, что это какой-то сдвиг в природе, что однополая любовь – извращение, болезнь. А еще мне думается, что источник этих отношений следует искать в детстве… Чаще всего такими становятся мальчики, которых изнасиловали в раннем возрасте. Это сейчас ИМ раздолье, а в прежние времена, я знаю, многие страдали из-за невозможности найти себе пару. Некоторые из них кончали с собой или сходили с ума. Тебе не холодно?

– Да нет, у Соболева отличный теплый плащ. Не знаю даже, как отблагодарить его за все, что он сделал для меня.

– Я его уже отблагодарил.

– Как?

– Позвонил его начальнику и сказал пару веских слов.

– Когда ты успел?

– Пока вы беседовали с господином Соляных… Ну что, – Дмитрий посмотрел на часы, – кажется, нас уже ждут к обеду.

Они вернулись в гостиницу, где их встретил хозяин. На нем уже не было той странной одежды, которой он пытался шокировать гостей. Джинсы, свитер и сигарета в зубах – теперь он старался быть похожим на ничем не примечательного мужчину, не отягощенного раздвоением личности.

– Николай, вы так резко изменили свой внешний облик, что нам, очевидно, следует ожидать примерно таких же изменений и во всем остальном, – предположила Юля.

– В смысле? – настороженно спросил Соляных.

– Юля хочет сказать, – ответил за нее Харыбин, – что теперь, вместо ожидаемых ею куропаток, форели и трюфелей, вы предложите нам на обед варенные вкрутую яйца и, в лучшем случае, редиску.

– А вы шутники, господа сыщики-фээсбэшники. – Соляных решил напоследок продемонстрировать свою осведомленность. – Прошу к столу.

За обедом Юля еще несколько раз упомянула фамилию Белотеловой, в первый раз спросив, как бы между прочим, какой размер одежды она носила, живя в Петрозаводске, и было ли у нее зеленое итальянское платье (на что Соляных ответил довольно четко: сорок шестой, а что касается платьев, то их было столько, что не запомнил бы ни один компьютер), а в другой – не была ли Лариса беременна.

– Беременна? Нет, она не способна на подобный подвиг, скорее она сделает беременным мужчину и вынудит его родить, чем согласится сама стать матерью. Кроме того, я просто уверен, что она бесплодна, потому что не раз слышал, как Лариса в подробностях рассказывала о радикальных способах предохранения… Думаю, что себе она сделала одну из этих операций… Но почему вы меня об этом спрашиваете? И вообще, скажите честно, она не мертва? Мне это пришло в голову буквально час тому назад, и я теперь себе места не нахожу.

– Нет, она жива и здорова, хотя на нее было совершено покушение.