Савелий Мительман

Напрасно некоторые знатоки-лингвисты пытаются убедить нас в том, что Маяковский превратился в поэта для поэтов наподобие Анненского или Хлебникова, - не тот масштаб, не тот темперамент! Лично мне фигура Маяковского видится в ряду величайших поэтов-бунтарей мира следом за Данте, Байроном, Ницше. Такие гиганты появляются в переломные эпохи и сами собой означают коренные сдвиги в мировой истории и культуре. Если же рассматривать Маяковского в рамках своей эпохи, то он представляется мне живой эмблемой русского авангарда с его мессианскими идеями, экстремизмом, устремленностью в будущее. Хотя значение его грандиознее, ибо творчество (не поэзия в традиционном смысле, которая оказалась «пресволочной штуковиной»), включающее в себя основные направления тогдашнего модернизма: футуризм, экспрессионизм, сюрреализм – творчество это гиперболично, безмерно, запредельно. Но этого мало. Творец, создавший эпос своей эпохи, протянул свой «Бруклинский мост» и в наше время.

На мой взгляд он является и первым художником-концептуалистом: «Я над всем, что сделано, ставлю НИХИЛЬ». Великое отрицание 1915 года одновременно с «Черным квадратом» Малевича.

Но сегодняшнее «будущее» явно подвело великого футуриста. Сегодняшнему усредненному сознанию, вернувшемуся в лоно православной церкви, оказались чуждыми революционные идеи начала века, а проходящая в настоящее время выставка искусства того времени называется не иначе, как «Великой Утопией».

Заурядным натурам в любые времена трудно было опознать великана. Они вроде и чувствуют этот напор, эту лавину, но внутренне сопротивляются этому чужеродному телу («нам чтобы поменьше, нам вроде танго бы»). Не хотят, не могут его принять. Потом пишут мемуары в форме бухгалтерского отчета о своих встречах с незадачливым современником. Обвиняют его в мифотворчестве, слепоте. Страшно горды, если им самим удалось заглянуть на 2-3 года вперед.

А мне почему-то вспомнился слепой Гомер, творивший свои мифы на пороге цивилизации. Кто теперь может сказать, насколько они соответствовали действительной истории?

Байрон создал свой миф о Каине, резко расходившийся с общечеловеческими представлениями. Так на то он и Байрон.

Уже в наше время попытки укоротить Маяковского начались лет шесть назад серией статей на страницах многотиражки «Московский художник». Конфликт существовал всегда между творческой интеллигенцией правоконсервативного толка и комиссаром-апостолом, автором «приказов по армии искусств». Претензий было много, и все они касались в основном проблем ложно понятой гражданственности. Поэта, откликавшегося на каждое событие в стране, опять стало очень модно обвинять в близорукости, мифотворчестве, более того, в абсолютной зажмуренности. Но даже его недоброжелатели вынуждены были признать, что за столько лет звук его стихов ничуть не ослабел.

Впрочем, есть и другая, экзистенциальная часть проблемы. Своей громовой лирой Маяковский заслонил весь поэтический небосклон, на некоторое время став кумиром публики. Вряд ли это могло понравиться его коллегам по перу. Вот и Владимир Корнилов сокрушается о том, что величие так часто достается «неучам», да еще лишенным нравственной основы. Я полагаю, что «точка пули в конце» разрешила проблему нравственности (разумеется, не по христианским понятиям).

Поэт не захотел жить в тридцатых годах, ибо уже стал свидетелем внутренней бюрократической контрреволюции и наступающей кромешной тьмы сталинского произвола.

Мятежная душа «великого еретика» не смогла перенести крушения идеалов, которым он отдал всего себя. Хотя с другой стороны трагический финал был имманентно заложен с тех самых пор, как этот ярчайший индивидуалист и эгоцентрик ницшевского толка отдал свой талант идее коллективного.

Да, сейчас юбилей не ко времени, но лет через 15-20 по закону исторического маятника вновь возникнет интерес к революционной эпохе и к ее поэту. И тогда сбудется пророчество Марины Цветаевой, и поэт, ушагавший далеко за нашу современность, долго еще будет нас ждать за каким-то поворотом.

Выдержки из книги отзывов

"Когда я абсолютно спокоен", 1983, холст, масло.

У автора этих картин есть очень человечное и тревожное начало во всех картинах. Он будит нашу мысль, апеллирует к воображению, живущему в нас, зовет к деятельной жизни. Он – творец по большому счету и при этом скромен и душевно чист как ребенок.

М.Сигалов, 29.04.86

Ты, как острый наблюдатель, ощутил себя тринадцатым апостолом (недаром твой «Тринадцатый апостол» - истинный шедевр!)

В.Гурьев,1986г.

Самое важное достоинство этих картин в их принципиальной новизне. Почти каждая работа – это маленькое открытие. Никто еще так не трактовал тему Маяковского или космос. Сохраняя традиционную форму, автор реализует в ней новое художественное сознание.

Художник Воробьев,1986г.