Саврола

Саврола снова начал говорить. Хотя он говорил очень спокойно и медленно, его слова достигали самых дальних концов зала. Вначале Саврола проявил некоторую нервозность, хотя, возможно, он немного притворялся. В процессе выступления он то и дело останавливался, словно подбирая нужное слово. Саврола сказал, что он удивлен тем, как его приняли. Он не ожидал, что именно теперь, когда окончательная победа была почти достигнута, народ Лаурании изменит свое решение. Человек в синем костюме принялся снова выкрикивать гнусные оскорбления. И вновь послышались яростные вопли; но большинство собравшихся жаждали слушать Савролу, и вскоре опять воцарилась тишина. Саврола продолжал говорить. Он кратко охарактеризовал события последнего года: борьбу, которую они вели, чтобы создать партию; подавление жесткой оппозиции, атаковавшей их; успехи, которых они добились несмотря на угрозу применения оружия; обещание президента распустить парламент; подлый обман, которому они подверглись; выстрелы военных в толпу. Его серьезные вдумчивые слова вызвали рокот одобрения. Это были события, в которых принимали участие эти люди. И они были довольны тем, что им напомнили об этом.

Тогда он заговорил о депутатской группе и о презрении, с которым президент позволил себе обращаться с полномочными представителями граждан. «Предатель и подхалим!» — неистово заорал все тот же мужчина в синем костюме, но его никто не поддержал.

— И наконец, — заявил Саврола, — я хочу привлечь ваше внимание к следующему вопросу. Оказалось недостаточно душить прессу, расстреливать людей и извращать Конституцию. Но даже когда мы собрались здесь в соответствии с нашим незыблемым правом обсуждать дела государства, наша дискуссия прерывается наемными агентами правительства.

Он выразительно посмотрел на мужчину в синем костюме; в ответ послышался недовольный ропот.

— Эти люди, выкрикивающие ругательства, оскорбляют не только меня, свободного гражданина Лаурании, но и вас, граждан, собравшихся здесь, которые пригласили меня, чтобы я высказал перед вами свои взгляды.

Тогда возбужденная публика стала приветствовать оратора бурными аплодисментами. Послышались крики «Позор!», и гневные взгляды были обращены против тех, кто пытался прервать митинг. Провокаторы в одно мгновение растворились в толпе.

— Несмотря на подобные методы, — продолжал Саврола, — и перед лицом всей оппозиции, действующей с помощью взяток или оружия, оплаченных восторгов или безжалостной военщины, великое дело, которое мы поддерживаем здесь, продолжается и будет продолжаться до тех пор, пока, наконец, не будут восстановлены наши права, овеянные временем. А те, кто отнял их у нас, должны быть наказаны!

Со всех сторон зала послышались одобрительные возгласы. Голос оратора был ровным и негромким, но его слова выражали уверенность и непоколебимую решимость.

Затем, твердо взяв в свои руки аудиторию, Саврола обрушил свое красноречие на осмеяние президента и его коллег. Каждое его высказывание вызывало возгласы и смех. Он говорил о Лоуве, о его мужестве и доверии народу. Возможно, неудивительно, заявил он, что должность министра внутренних дел исполняет «обжора», «домосед», который боится ночью выйти на улицу. И действительно, Лоуве был подходящим объектом для насмешек. Он вызывал ненависть народа, который презирал его за трусость и всегда насмехался над ним. Саврола продолжал свою речь. Он охарактеризовал президента как человека, готового держаться за свой пост, чего бы это ни стоило для него и других. Желая отвлечь внимание народа от тирании и деспотического правительства внутри страны, он пытался вовлечь их в сложные события за границей. И он справился с этим значительно успешнее, чем предполагал. Сейчас они вступили в спор с великой державой, в результате чего можно ничего не добиться и все потерять. За счет государства за границу должны быть отправлены корабли и сухопутные войска. Владения страны находились в опасности. Возможно, будут принесены в жертву жизни солдат и моряков. И для чего? Чтобы Антонио Молара мог делать то, о чем он объявил, и умереть на посту главы государства. Это была неудачная шутка. Но его следует предупредить. Многие верные слова говорились шутя. Снова послышался неистовый рокот.

Люсиль слушала, словно завороженная. Когда он встал среди рева и свиста огромной толпы, она сочувствовала ему, даже боялась за его жизнь. Ее поражала непостижимая отвага, которая заставляла его взять на себя, вероятно, непосильную задачу убеждения такой аудитории. По мере того как он продолжал говорить и начал набирать силу и вызывать одобрение, она почувствовала радость; каждый возглас доставлял ей удовольствие. Она молча поддерживала негодование, которое толпа выражала против агентов полиции, руководимых Сорренто. Теперь он резко атаковал ее мужа; и тем не менее она едва ли почувствовала враждебность.