Савва Мамонтов

После того как Савва Мамонтов приехал из Милана, где он завязал близкие отношения с издательской фирмой Ricordi, он получал оттуда кипы нот, и они вместе со Спиро разбирали их, разучивали, и привычка эта сохранилась на всю жизнь. Как только профессор Спиро приезжал из Одессы, они с Мамонтовым улучали не один час, чтобы посидеть вдвоем у рояля, разбирая новые музыкальные опусы. Случалось, что Спиро играл, а Мамонтов пел — не зря же он учился в Милане. Так и изобразил их однажды Поленов, тоже подружившийся с Петром Антоновичем: Спиро сидит у рояля, Мамонтов стоит рядом и поет.

Потом, когда Мамонтов полюбил пластические искусства, Спиро и к живописи пристрастился, то есть сам-то он не писал, но художников полюбил, с Поленовым вот они даже большими друзьями стали.

Спиро начиная с 1881 года почти каждое лето проводил в Абрамцеве, живя в так называемом мужском флигеле, помещавшемся в том же гартмановском доме, где и скульптурная мастерская Саввы Ивановича. Всегда Спиро был одет в белую блузу, смотря по погоде — парусиновую или фланелевую, носил с собой огромную, им самим сделанную из можжевелового дерева палку, о которую опирался обеими руками во время отдыха при длительных прогулках. С этой палкой и в этой позе нарисовал его как-то Репин.

Увы, больше не приедет Петр Антонович Спиро летом в Абрамцево, а на рождество в Москву…

Так грустно окончился 1893 год. Решено было увековечить Петра Антоновича в «Хронике», поместить там его портрет. По просьбе Елизаветы Григорьевны Поленов написал для книги портрет Дрюши. Помещены были в книгу репинские портреты еще двух участников кружка, скончавшихся ко времени выхода в свет книги: Мстислава Викторовича Прахова и Белоконского, сотрудника Саввы Ивановича, человека удивительной скромности, непременного участника литературных вечеров.

А 1894 год начался для Мамонтова интереснейшим делом. Министр финансов Витте, очень ценивший людей умных, предприимчивых, энергичных, то есть таких, каким был он сам, пригласил Савву Ивановича в числе небольшой группы людей совершить путешествие на Север: сначала по Двине до Архангельска, а потом вдоль берега не ведомого еще никому края — Мурмана.

Савва Иванович предложение Витте принял. Его отнюдь не смущает то, что Витте карьерист, ибо это само собой разумеется: можно ли, не будучи карьеристом, занять столь важный пост?! Сколько нужно подмять под себя людей, чтобы подняться на такую высоту! Сколько нужно изворотливости, чтобы пролезть сквозь все лабиринты дворцовых переходов!

Не думает и Витте о том, как окончатся его отношения с Мамонтовым. Сейчас Мамонтов нужен ему, и он пригласил его с собой путешествовать, он благоволит к нему — экспедиция размещается на двух пароходах, которые должны плыть по Двине, и, узнав, что Савва Иванович поместился на втором пароходе, Витте приглашает его на свой пароход, флагманский.

Пройдут годы, и в своих воспоминаниях, в главе, посвященной поездке на Мурманское побережье, Витте довольно подробно будет писать обо всех участниках: не только о таких, как специалисты морского дела Кази и Канкевич, но и о художнике Борисове, молодом человеке, бывшем иконописце Соловецкого монастыря, причем будет писать так подробно, что можно подумать — Борисов был известен, как Васнецов или Серов… Он будет писать о журналисте Кочетове, взятом в поездку, чтобы увековечить ее, и возглавлявшего сие предприятие министра в путевых записках. (Кочетов — человек крайне реакционных взглядов, сотрудник «Московских ведомостей», сподвижник Каткова, выполнил свою миссию, выпустил довольно объемистую, на редкость скучную книгу путевых заметок — «По студеному морю».)

Лишь о Мамонтове, об его участии в экспедиции Витте не обмолвился ни словом. А между тем Мамонтов — одно из главных действующих лиц поездки, ибо ему решено поручить провести железную дорогу, продлить ее от Ярославля до Вологды и Архангельска. С железными дорогами у Витте связана вся карьера, но это — история самостоятельная и описывать ее было бы слишком громоздко. Здесь следует лишь сказать, что и в начале карьеры и в описываемое нами время Витте был сторонником того, чтобы железные дороги были частными предприятиями. Того же мнения был и Мамонтов. Он был убежден, что государственные железные дороги разъедает рутина, царящая во всех вообще казенных учреждениях — и на железных дорогах и в театре, — причем на железных дорогах разъедающее действие рутины усугубляется еще и коррупцией.