Сажайте, и вырастет

Снова и снова я опускаю взгляд на страницы. Искоса. Делая вид, что рассматриваю свои ногти. Сверяясь то с одним, то с другим листом ДЕЛА, Хватов сочиняет очередной протокол, стуча по клавиатуре полусогнутыми указательными пальцами. Я узнаю слова «ходатайство», «отказать», «назначить», а также формулу «принимая во внимание тяжесть содеянного». Всё это мне неинтересно. Я жду продолжения.

– Сыну сказали, что папа в командировке…

Возьмите книгу, любую, раскройте ее, положите перед собой на стол, а затем разверните на сто восемьдесят градусов и отодвиньте от себя на расстояние вытянутой руки. Сядьте боком. Слегка поверните голову в сторону. Ведите себя непринужденно. Ковыряйтесь в ноздре, почесывайтесь, шмыгайте носом, насвистывайте мотив песни «Владимирский централ» – всё должно выглядеть так, словно содержимое книги вас никак не интересует. И – пробуйте читать. На первый взгляд это почти безумие. Но после пяти недель упражнений успех обеспечен.

Пока я не смог вызнать ничего такого, что бы меня всерьез заинтересовало. Но время есть. Следствие будет идти еще минимум полгода. Умница Хватов посетит меня не менее чем пятьдесят раз. И я понемногу извлеку из ДЕЛА всё, что мне нужно. Вытащу всю необходимую информацию, слово за словом, фразу за фразой.

Теперь при каждом визите рязанского дядьки – а он по-прежнему приходил дважды в неделю, мучая меня изъятием образцов почерка и прочими экспертизами, – я успевал прочитать десять, а то и пятнадцать строчек. К сожалению, информация имела нулевую пользу – все это были какие-то длиннейшие абзацы чистой канцеляристки.

Но однажды я увидел протокол допроса своего «подельника» – министра. И разобрал слова «требую», «отказываюсь», «прошу», «оставляю за собой право». Из прочитанного я заключил, что министр, как и я, молчит. Во всяком случае, не поет соловьем, рассказывая все подробности. Значит, и мне не стоит открывать рот, сказал я себе.

Конечно, я предпочел бы, чтобы Хватов открывал свой интересный том на страницах, касающихся лично меня. Но мне ни разу не повезло.

– Подпиши, – рязанский неврастеник пододвинул мне свежеотпечатанный протокол. Поверх листа положил свою авторучку.

– У меня своя, – мрачно ответил я.

Деловые люди всегда пользуются только собственным пером. Я не отхожу от правил этикета даже в Лефортовской тюрьме – хотя бы в этом я ее победил. Я небрежно выдернул лист из-под толстого черного самопишущего изделия следователя, взял свое стило и собрался было украсить автографом очередную процессуальную бумагу, но потом вспомнил, что без адвоката ничего подписывать нельзя, и сказал:

– Подождем.

– Десять минут назад ты был как на иголках, гулять рвался, – равнодушно констатировал Хватов, – а теперь никуда не спешишь…

От необходимости сочинять ответ меня избавил приход Рыжего.

4

Адвокат не так замерз, как следователь. Несомненно, он приехал на работу в теплом автомобиле, согретый вдобавок превосходной длиннополой дубленкой – сейчас она повисла на крючке в углу комнаты, чудовищно диссонируя с грубо оштукатуренной стеной; так смотрелся бы смокинг в кочегарке.

– Не опоздал? – спросил Рыжий, пожав одинаково небрежно наши руки.

– Андрей спешит на прогулку, – сообщил Хватов. – Так что подписывайтесь, господа, и я пойду, а вы тут сидите дальше без меня. Десять минут у вас есть. Или даже, это самое, пятнадцать. Но если такая спешка, жажда кислорода, то я вызову контролера прямо сейчас…

– Двадцать минут, – сказал я деревянным голосом, злясь на себя.

Хватов получил новый повод думать обо мне как о лживом подонке. А ведь я хотел казаться самым честным.

Собрав свою пыточную машину – ноутбук, принтер, провода, – следователь вышел, не попрощавшись.

Лоер немедленно сел на его место, ловко поддернув прекрасно выглаженные шерстяные брюки. У этого парня все налажено, в очередной раз подумал я с завистью. Есть и ботинки зимние, и перчатки, и теплый пиджак. Едва наступили холода, как он уже одет по сезону и со вкусом. Все куплено и подогнано по фигуре заранее. Он всего лишь начинающий адвокат, вряд ли делает и тысячу в месяц. А вот я – делал совсем недавно аж пятьдесят тысяч, но никогда не имел таких отличных зимних ботинок, подбитых маленькими стальными подковками, и таких перчаток, на вид чрезвычайно удобных, мягкой светло-коричневой кожи. Где бы я нашел время для походов по магазинам? Зачем вообще нужна зимняя одежда, если ты живешь и работаешь в городе, и у тебя есть автомобиль? Первый автомобиль я имел в двадцать лет, а зимние ботинки – только в двадцать четыре.

Едва дверь закрылась, я жестом показал Рыжему, чтобы он приготовил все нужное. Поспешно, но и с некоторой особой легкостью жестов, свойственной людям, не знакомым с физическим трудом, адвокат положил на стол свой портфель, извлек из него пачку бумаги и два толстых фломастера. Портфель остался раскрытым. Половину бумажной стопки я тут же пододвинул к себе. Сиплым шепотом, наклонив голову, произнес:

– Я тут явно засиделся. Мне пора двигать домой. Я намерен действовать. Мне нужно вот это…