Сажайте, и вырастет

Через час я покинул Специальный следственный изолятор номер один дробь один. Я был полностью снаряжен. Нагруженный чаем, сахаром, сигаретами, фруктами и бельем, я едва уместился в железной будке тюремного фургона. Камуфлированному конвоиру даже пришлось нажать на дверь, чтобы задвинуть засов – и оставить меня один на один с вещами, собранными моей женщиной для того, чтобы я выжил, спасся. Осталось выполнить задуманное. Выжить, спастись. И даже, может быть, отвоевать свободу.

Глава 27

1

Москва – если посмотреть на схему ее дорожных магистралей – напоминает кривое колесо. Огромные массивы тысяч зданий прорезаны кольцами и радиусами улиц и проспектов. Такая организация движения всегда готова напомнить всякому – и старожилу, и пришельцу – о центробежно-центростремительном порядке здешней жизни; впрочем, по тому же правилу существует и вся страна. От ее окраин к центру движутся люди, деньги, информация; в обратном направлении, на периферию, мчатся правительственные приказы, глянцевые журналы, телепередачи, а иногда и танковые колонны. Ближе к центру – человеческая масса гуще, плотнее, напряжение выше. По краям же – тишина, мирная полудрема.

Так я думал в раннем седьмом часу утра, рассматривая схему автодорог города, пытаясь решить, каким именно путем мне следует добираться до места встречи. Кредитор, назначивший мне вчера вечером рандеву, имел офис в противоположном конце мегаполиса. Мне предстояло проехать почти семьдесят километров по улицам, забитым тысячными пешеходными толпами, большими и маленькими автомобилями, грузовиками, трамваями и автобусами.

Как именно ехать? Через центр, загруженный транспортом, или вокруг, по окраине? Всякий умный азиат, вне всякого сомнения, избрал бы длинную дорогу – как более простую и спокойную. Хотя она длиннее едва не втрое. Наивный европеец, напротив, измерил бы линейкой расстояние от точки А до точки Б, вычислил выгоду, прыгнул за руль и дальше уже не сомневался бы ни в чем.

В это серое, совершенно бессолнечное весеннее утро я – ранее судимый, безработный, безденежный – захотел ощутить себя европейцем и покатил в начале восьмого прямо в центр. Одновременно со мной зашевелились и задвигались еще десять миллионов больших и маленьких существ, официально проживающих в столице, а также несколько миллионов приезжих, гастарбайтеров, незаконных иммигрантов, лиц без регистрации и туристов.

Десятки тысяч грузовиков въехали из прилегающих областей. Тысячи автобусов и сотни электропоездов привезли оттуда же дешевую рабочую силу. Город проснулся; колесо закрутилось.

Я поехал прямо в центр, в самую мясорубку. В конце концов, это мой город, почему я должен идти вокруг, если есть короткий путь по прямой?

– Хочу быть европейцем! – пробормотал я. – Хочу быть европейцем!

К разговору с кредитором я подготовился. Надел свой лучший костюм. В нем двадцать дней назад я ездил на последнюю встречу со своим бывшим боссом Михаилом. Сейчас пиджачная пара цвета смеси песочного и салатового опять пригодилась.

Как всегда, воспоминания о бывшем друге отозвались болью, глухой досадой. Бедный Михаил, несчастный Миша Мороз! Что он теперь будет делать? Он сам всё испортил. Конечно, я не поверил его рассказам о потерянном миллионе. Миллион наверняка цел. Припрятан. Рассован по тайникам. Только какой в этом прок? Есть голливудские боевики – не самые высокобюджетные, – где финальная сцена изображает упоительное исчезновение главного героя с чемоданом наличных долларов. Герой – отрицательный, но чертовски обаятельный – подхватывает правой рукой чемодан, левой непременную блондинку и исчезает… Куда? В какую жизнь? Чем займется? На что потратит крупную сумму, обозначаемую смачным, жирным словом?

Ходи и оглядывайся, дорогой Михаил. Сиди тихо и не высовывайся. Трать понемногу краденое. Никогда тебе не сколотить второго миллиона. Не подняться выше. Прошлое будет висеть на твоих ногах пудовыми гирями. Ты предал и продал сначала одного, потом еще нескольких; теперь – живи, дыши, расходуй капиталец. Жалкий беглец, отягощенный неврозами. Ты думаешь, миллион заменит тебе любовь и покой? Сомневаюсь. Прятать, перепрятывать, бояться, вздрагивать, считать и пересчитывать, трястись – вот твое будущее, дорогой бывший друг.

Сочиняя в уме такой монолог, я вышел из дома. Нырнул с разбега в бесцветное, трудное начало мутной московской пятницы. Устроился поудобнее в пропахшем табаком салоне своей ржавой, но резвой тележки. Запустил после некоторых усилий силовой агрегат – и отправился в путь.

2