Сбежавшая невеста

Он смотрел на графиню так же повелительно, как недавно на плывущей по Терсне лодке, и недовольно поджимал губы, словно сердился за излишнюю самостоятельность, и Леаттии сразу расхотелось спорить. Да и действительно, три дня ничего не изменят, а немного прийти в себя не помешает.

Она молча кивнула и тоже поднялась со стула. Прошла в распахнутую перед ней дверь и направилась к лестнице, вдруг почувствовав необходимость остаться одной и попытаться разобраться во всем спокойно.

Это было разумное решение, но отчетливо Леа осознала это лишь на следующее утро, проснувшись на рассвете в удобной кровати своего нового жилища. Временного, разумеется, но никому не известно, когда у нее будет постоянное. Да и будет ли.

Обо всем остальном, без чего недавно и не представляла свою жизнь, девушка старалась даже не вспоминать. Ни о родителях, еще живших в памяти и снах, но молчаливо глядящих с крохотных миниатюр, ни о женихе, к чьей уверенной заботе и повелительному взгляду успела привыкнуть как к неизбежности, ни об отчем доме, где сейчас хозяйничают чужие люди, переворачивая вверх дном содержимое сундуков и шкафов, копаясь в оставшихся в сейфе документах.

Все это нужно было напрочь вычеркнуть из жизни, как детские сказки, как глупые мечты, и попытаться выжить в чужом, непривычном и далеко не благосклонном мире. И как бы ни было трудно, постараться привыкнуть к положению бесправной, почти нищей беженки.

Всхлипнув напоследок, девушка решительно поднялась с постели, не собираясь больше давать себе ни малейшей поблажки. Хватит того, что вчера весь вечер просидела у окна, вглядываясь в темнеющие купы деревьев и ухоженные пустынные лужайки, кротко, но упорно отказываясь от разговоров и еды.

Через несколько минут, умытая и просто причесанная, в верном материнском платье, беглянка входила на кухню.

И травница, и маг уже были здесь, сидели за столом и спокойно завтракали горячими пирожками.

Учтиво ответили на приветствие и подвинули Леаттии яркую керамическую кружку с горячим взваром, любимым напитком южан.

– Булочки сладкие, – предупредила Санди, – а пирожки – с мясом и с капустой. Выбирай.

– В следующий раз, когда будешь готовить, – тихо, но твердо попросила Леа, – позови меня. Я хочу научиться.

– Лайна… – осторожно начал Джар, внимательно вглядываясь в лицо графини, – мы вчера вечером еще раз все обсудили и пришли к некоторым выводам. Как только ты будешь готова к серьезному разговору, Эгрис и Бензор придут сюда. Но запомни накрепко, никаких жертв никому не нужно, темные маги – вовсе не черные отшельники и не наживаются на чужом горе. Мы, прежде всего, хотим помочь тебе устроиться в жизни так, чтобы не было причин жалеть о сделанном выборе.

– Я готова к разговору, – кивнула девушка, уже сообразившая, что рано или поздно ей придется открыть им свой главный секрет и нечего зря тянуть время.

Только душу себе еще сильнее растравишь ожиданием и предположениями, но, как ни бейся, другого выхода не найдешь. Так лучше не мучить ни себя, ни магов, наверняка им хватает и собственных дел.

– Тогда я допью чай и пошлю им вызов, – согласился он и до конца завтрака больше не произнес ни слова.

Вскоре они снова сидели за столом на втором этаже, и трое мужчин, как вчера, пристально смотрели на беглую невесту герцога Брафортского.

И все же что-то неуловимо изменилось между ними, исчезло какое-то напряжение, настороженность, мягче стали взоры магов, и они более не напоминали Леаттии строгих экзаменаторов. И одновременно появилось ощущение приближающегося несчастья, которое сумрачной тенью предвидения лежало на лицах мужчин.

– Я принес вашей светлости договор, который заключил с графиней Расельеной. Он был написан на обороте счета за зелья особыми невидимыми чернилами. – Эгрис начал разговор вовсе не с того, о чем намекал Джар. – А сегодня утром я обнаружил, что там начали проступать другие записи. И этого языка я не знаю. Даже букв таких никогда не видел.

Леаттия брала из его рук потертую бумажку с замирающим от нахлынувших чувств сердцем, а в висках стучал тревожный набат. Никому и ни при каких обстоятельствах не следовало рассказывать о знаниях, передаваемых наследниками древнего рода своим преемникам втайне даже от самых близких людей. Из ее ближних родичей в секрет была посвящена тетушка, потом мать и последним – отец. Леаттии открыли тайну, когда ей исполнилось четырнадцать лет, взяв прежде суровую клятву. И теперь она имела право передать эту тайну лишь своему мужу, а позже детям, и только в том случае, если будет уверена в их способности свято ее сохранить.

Хотя, как и в каждой подобной тайне, в этой имелись исключения, но в том, что для них соблюдены все условия, нужно было удостовериться лично.