«Приди в себя! Надо убираться отсюда» - встряхиваю себя мысленно. Запрокидываю голову, чтобы встретиться с черным взглядом Альберта. И несмотря на то, что тело продолжает гореть в его объятиях, голос звучит твердо:
- Да, я увольняюсь, Альберт Ильич, - выделяю каждый слог.
Черные брови сходятся на переносице, глаза темнеют, черты лица ожесточаются. Передо мной больше не любящий старший брат моей подопечной, а… законный муж, готовый меня растерзать.
- Исключено! – рявкает грозно, как в день нашей свадьбы.
По убедительному тону и гневному выражению лица Туманова понимаю, что я пропала в клетку, откуда не упорхнуть. Он не отпустил меня тогда – не сделает этого и сейчас.
- Сегодня в доме гости, - сообщает завуалированно, не называя имен.
- Ведьма приедет, - докладывает Рапунцель, но я понятия не имею, кого она имеет ввиду. Хочет сказать еще что-то, но Альберт пресекает поток ее речи предупреждающим кашлем.
– Ты нужна, чтобы присматривать за Аленой, - дает мне распоряжения. - Искать новую няню времени нет, - отпускает меня, возвращая способность дышать. – Все твои… - опускает взгляд на разбросанные по полу вещи, в том числе и нижнее белье, - кхм… - задерживается на смятых розовых трусиках, и я краснею, - убытки будут возмещены. Новая одежда за наш счет.
Делает шаг в сторону, ближе к Алене, и наступает на что-то.
- Не надо мне ничего от вас, - шиплю, разозлившись. – Я не рабыня и имею право уволиться. Да я даже не оформлена официально! – складываю руки на груди.
- Никуда ты сегодня не уезжаешь, а там посмотрим, - безапелляционная формулировка навевает странное чувство дежавю. – Поняла меня… - осекается, не зная, как ко мне обращаться.
Присматривается, что попало под его подошву. Убирает ногу.
- А вот это я пока конфискую, чтобы ты не вздумала бросить ребенка и сбежать, - наклоняется, поднимает что-то с пола. – Ты будешь работать здесь няней столько, сколько я скажу, - говорит таким надменным тоном, что пощечину ему отвесить хочется. Но руки плетьми повисают вдоль тела.
Выдыхаю со стоном и округляю глаза, смотря на то, ЧТО он задумчиво крутит в пальцах.
Мой паспорт.
- Кстати, совсем из головы вылетело… Я так и не спросил, как тебя зовут, – медленно раскрывает документ в поисках имени.
Я чувствую себя на краю обрыва. Балансирую, теряя равновесие. И чтобы не разбиться об острые выступы, решаюсь на отчаянный шаг. То, что я делаю в следующий миг, сродни прыжку в черную, бездонную пропасть.
Подскочив к мужу, обхватываю грубые, щетинистые щеки ладонями и прижимаюсь своими губами к его. Зажмуриваюсь от страха и стыда. Рта не открываю, потому что помню, чем это закончилось в ЗАГСе.
Не хочу по-настоящему целовать Туманова, а только отвлекаю. Лихорадочно думаю, как незаметно паспорт у него забрать, но…
- Альберт, милый, - звучит женский голос совсем рядом. И следом приглушенное: «А вот и ведьма на метле прилетела».
Глава 15
Ну кто так целует? И учить ее явно некому. Лапшу мне на уши вешала, будто замужем, малолетняя лгунья. Даже сыграть нормально не может. Прижимается ко мне стиснутыми губами и жмурится так, будто зеленый лимон вот-вот собирается есть.
Усмехаюсь. Дурочка. Разве так взрослого здорового мужика обольщают? И к чему весь этот спектакль? Я ведь сразу почувствовал ее жгучую неприязнь ко мне. А еще… непонятный страх. Шарахается она от меня, хотя я и не думал приставать, стариком зовет. Согласен, разница в возрасте у нас внушительная, насколько я могу судить по внешности этой девочки.
Глупые малолетки никогда меня не привлекали. Мне бы с женой-аферисткой разобраться. Еще бестолковой няньки не хватало на мою голову! Кстати, они примерно одинакового возраста, если я не ошибаюсь.
Сложно разобраться. Мошенница раскрашена была, как представительница древнейшей на вызове, а эта девочка… Милая, непривычно искренняя, правильная. По поведению заметно, что и мужчины у нее не было…
Зря я об этом подумал. Личная жизнь няньки не должна меня волновать…
Напрягаюсь, собственной реакции не понимая. Еще раз всматриваюсь в сморщенную мордашку, которая практически вплотную прижата к моему лицу, чувствую маленькие холодные ладошки на щеках и коготки, царапающие щетину. Образ девочки плывет перед глазами, недопоцелуй кажется смутно знакомым. Ощущения, запах, рваное дыхание, дрожащее тельце, которое я приобнимаю.
Дежавю.
- Ты когда делаешь что-то, думай о последствиях, - на миллиметр отстранившись, выдыхаю в ее губки, сложенные бантиком. Касаюсь их своими при каждом слове. Специально.
И решаю проучить актрису погорелого театра.
Рукой, которая все еще сжимает паспорт, обхватываю няньку за талию, а свободную укладываю на затылок. Зарываюсь пальцами в шелковистые, мягкие кудряшки.
Что-то новенькое. Никогда кучерявых девушек у меня не было. Не знал, что так приятно перебирать упругие пружинки. Отвлекаюсь на них - и внезапно накатившее дежавю уходит. Сменяется другим чувством, бурлящей лавой растекающимся внутри и взрывающим вены.
- Альберт, милый! – звучит где-то в холле, но мне насрать.