Сборник "Лазарь и Вера"

Марк помолчал, хмурясь, повел бровями:

— Не думаю... Скорее всего — нет... Даже наверняка — нет... Сейчас не до угольных комбайнов. Заводы стоят, шахтеры бастуют, им не то что новую технику покупать — за шесть-восемь месяцев зарплаты не платят. А что вы здесь делаете, чем занимаетесь?..

— Да вот... — Илья помедлил. — Карпет кладу... Развожу пиццу... — Он улыбнулся — стеснительной, беспомощной улыбкой, не вязавшейся с его крупным, сильным, прочно, по-мужски скроенным телом.

— Видишь, я же говорю: и там бы сейчас пиццу развозил, — гремя посудой, проговорила Инесса. — Только получал бы уж вовсе гроши... Пицца-то в России есть?.. — стараясь повернуть разговор, спросила она у Марка.

— Кажется, входит в моду, — сказал Марк. — Хоть я лично до пиццы не охотник.

— Я тоже, — усмехнулся Илья. — Поверите ли, меня от одного ее вида воротит...

— Как же вы... — Марк зевнул и, смутившись, прикрыл рот рукой, — Извините, перемена времени, всё никак не привыкну... Так как же вы, — обратился он к Илье, — имеете с ней дело, если, говорите, от одного ее вида...

— Приходится... — вздохнул Илья, — Мало ли от чего здесь воротит...

— Илюша, разве тебе не хочется мне помочь?.. — оборвала его Инесса, должно быть боясь и не желая, чтобы он продолжал.

— Ты же видишь...

Она держала в руках поднос, уставленный грязными тарелками, высящимися горкой, которая, казалось, вот-вот развалится, обрушится на пол. Марк опередил Илью, пружинисто вскочил и перехватил поднос у хозяйки.

— Вот видишь!.. — упрекнула мужа Инесса, с притворным отчаяньем сцепив руки на груди и высоко вскинув округлые локти. В тот момент она была похожа на бабочку, которая раскинула крылышки, тщетно пытаясь взлететь...

— Куда прикажете?.. — спросил Марк, окинув ее быстрым, скользящим взглядом с ног до головы. Не меняя позы, привстав на носки, Инесса, словно на сцене, пританцовывая прошла по балкону к распахнутой в комнаты двери. Марк, выставив перед собой перегруженный поднос, последовал за ней. Илья было поднялся, чтобы собрать со стола остатки посуды, но как-то безнадежно взмахнул рукой, сел и налил доверху свою стопку.

— За вас! — сказал он, подняв стопку и попеременно посмотрев на Марию Евгеньевну и Александра Наумовича. — От души!.. Вы не поверите... — Он хотел что-то добавить, но передумал, сделал рукой тот же самый жест, выпил и принялся расчищать стол. Но спустя минуту остановился, наклонил к плечу голову и выставил вверх указательный палец:

— Вот... Слышите?..

Со стороны океана доносилась неясная, размытая расстоянием мелодия. Тем не менее, прислушавшись, можно было в ней ощутить какую-то странную, щемящую сердце смесь веселья и грусти, светлой, мечтательной меланхолии и затаенного страдания.

— Фрэнк Синатра...

Тихонько, себе под нос напевая и бормоча слова, которые ни Александр Наумович, ни его жена не могли разобрать, Илья отправился на кухню со стопкой посуды в руках.

Та же мелодия, но уже в полную силу звучала на берегу, когда после чая вся компания, по предложению Инессы, отправилась подышать и полюбоваться океаном вблизи. Как всегда, когда человек оказывается наедине с природой и все, что занимало до того его мысли, тревожило и грызло, кажется мелким, пустым, как бы вообще не существующим — в сравнении с тем, что существовало всегда и будет существовать вечно: морем, звездами, горными кряжами, так и теперь, на берегу, перед безмерным простором, в котором нет ничего, кроме воды и неба, куда-то прочь отлетело все — конвергенция, диссидентство, партократия, реформы, от которых зависит будущее России... Все, все это ушло, растворилось, рассеялось в теплом, пахнущем солью и водорослями воздухе, померкло в ярком, густом, трепещущем на водной глади свете луны, исчезло, поглощенное громадностью мира. В этой громадности ощущалась и громадность смысла или замысла, ради которого этот мир когда-то возник или был создан, однако замысел этот был смутен, загадочен, хотя, вероятно, включал в себя и те маленькие, ничтожные помыслы, которыми жили люди, каждый из них. Но связи между тем и другим было не постигнуть. И потому на какой-то миг все пятеро почувствовали себя размером и значением подобными песчинкам, которыми был усыпан пляж, а точнее — щепками, принесенными океаном и выброшенными волной на берег Америки...