Сборник произведений

Первым делом я проверила свой телефон, но ни входящих звонков, ни сообщений не было. Тогда я снова набрала номер матери Деклана и еще раз оставила на голосовой почте номер моего мобильного и номер городского телефона в Ласточкином Гнезде. «Пожалуйста, перезвоните мне! — сказала я под конец. — Нам обязательно нужно поговорить о здоровье вашего сына. Это важно!»

Потом я позвонила Барбаре и рассказала ей о событиях последних дней, о своих страхах и переживаниях.

— Значит, — проговорила Барбара, — ты решила заняться бумагами сестры, чтобы понять, что же с ней случилось, и тебе хочется услышать мое мнение. Но ведь ты и сама прекрасно знаешь, что́ я собираюсь тебе сказать. Так ведь, Джеки?..

— Знаю, — коротко выдохнула я. — Ты собираешься сказать, что моя сестра была серьезно больна и что ничто на свете не сможет помочь мне понять случившееся с ней до конца. Все это я отлично понимаю, Барб. Я просто хочу… — Тут я запнулась. В самом деле, чего же я хочу?.. — Понимаешь, — продолжила я после паузы, — когда я просматриваю ее дневниковые записи и пытаюсь представить, какой была ее жизнь в эти последние дни и недели, я… Ну, это все равно что слышать ее голос, словно она снова со мной. И я действительно чувствую, как мы с Лекс становимся ближе. Сейчас я нуждаюсь в этом, пожалуй, больше всего. Ну и наконец, сейчас мне необходимо хоть какое-то занятие. Дело, на котором я могла бы сосредоточиться.

— Я все понимаю, Джеки, но… Постарайся не ожидать слишком многого, чтобы не разочароваться. Откровенно говоря, я не думаю, что ты сумеешь найти ответы на все свои вопросы.

— Я это понимаю, — согласилась я. — Пока вместо ответов у меня появляются лишь новые вопросы. Но на текущий момент мне этого достаточно.

На этом наш разговор закончился. О том, что произошло со мной ночью возле бассейна, я не обмолвилась ни словом.

Глава 22

3 марта 1930 г.

Лейнсборо, Нью-Гэмпшир

С ребенком что-то не так!

Мы с Уиллом заметили это в первые же дни. Во-первых, наша Маргарет спит гораздо больше, чем следует. Во-вторых, она неохотно берет грудь. Можно подумать, что она вовсе не голодна. Когда я прикладываю ее к груди и пытаюсь заинтересовать малышку соско́м, она просто закрывает глазки и засыпает. Личико у нее такое усталое, такое измученное, словно сил у нее хватает только на сон и ни на что больше. Такое ощущение, что кормление, купание, переодевание и все наши попытки играть с ней утомляют ее сверх меры и ей хочется только одного — спать. С каждым днем Маргарет выглядит все более слабой и бледной, а кожица у нее такая тонкая, что сквозь нее можно разглядеть каждую жилочку.

— Что-то не так, — сказала я и погладила мою крошку по прохладной щечке. Маргарет ненадолго открыла глаза и посмотрела на меня серьезным и мудрым взглядом. Я знаю, что младенцы, которые недавно появились на свет, бывают очень похожи на древних старичков и старушек, но сейчас это сходство меня пугает. Мне хочется как-то помочь моей ласточке, но я не знаю как. А она — она даже не может сказать мне, что у нее болит!

Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой беспомощной и никчемной.

Сначала Уилл пытался обнадежить меня, говорил, что Маргарет скоро придет в норму. «Старайся почаще прикладывать ее к груди, — советовал он. — В первые дни младенцы сильно теряют в весе, это обычное явление». Но я знала, что это не тот случай.

Даже ее плач звучал тише и слабее, чем должно было быть. А иногда у нее в грудке начинало так страшно сипеть, что меня бросало в дрожь. В конце концов я позвала Уилла, чтобы он тоже послушал.

— Что с ней такое? — спросила я.

Он не ответил, только прикладывал к крошечной груди нашей дочки костяной кружок стетоскопа и озабоченно хмурился. В тот раз он так ничего и не сказал. А через неделю Уилл повез нас в больницу в Вэли.

Больница была очень чистой и современной, и в первую минуту это подействовало на меня успокаивающе. Мы поднялись на лифте на третий этаж, где находилось детское отделение, и я почувствовала, как мое спокойствие улетучивается на глазах. Как и внизу, коридор здесь сверкал свежей краской, а полы были вымыты до блеска, но в воздухе слишком сильно пахло антисептиком, а этот запах ассоциировался у меня с болезнью. В одной из палат надрывно плакал ребенок. «Мама, мама, мама!..» — неслось по коридору.

В смотровом кабинете нас ждал старший коллега Уилла доктор Хансен. Он тоже долго выслушивал Маргарет с помощью стетоскопа, и, хотя он пытался улыбаться мне в знак ободрения, мною овладели тревожные предчувствия.