Он был по пояс голым и стоял возле нее на коленях. В сизом полумраке его щуплая грудь выглядела очень бледной. Лицо же его было обожженым — сильно обожженным, и прямо на кончике его носа был волдырь — но помимо этого он выглядел свежо и нормально. Даже более того: он выглядел полным бодрости и жизненных сил.
— Ребенок, — попыталась сказать она, но получился лишь скрипящий щелчок: будто кто-то попытался отомкнуть ржавый замок ржавыми инструментами.
— Хочешь пить? Еще бы. Вот. Держи. Положи в рот. — Он вложил мокрый, прохладный конец своей скрученной футболки ей в рот. Он смочил ее водой и завернул в полоску.
Она алчно присосалась к нему — словно младенец жадно припавший к груди.
— Все, хватит. Тебя стошнит. — сказал он, забирая у нее влажную хлопковую веревку и оставляя ее ловить воздух, словно рыба в ведре.
— Ребенок, — прошептала она.
Кэл улыбнулся ей — своей наилучшей, самой потешной улыбкой.
— Разве она не прекрасна? Она у меня. Она безупречна. Только из печи, да испеклась как следует!
Он потянулся в сторону и поднял сверток, обернутый в чью-ту футболку. Она увидела, что из-под этого савана выглядывал маленький голубоватый вздернутый носик. Нет; не из-под савана. Саваны для мертвецов. Это были пеленки. Она родила ребенка здесь, в бурьяне, и ей даже не понадобилось убежище.
Кэл, как и всегда, говорил так, будто у него был прямой доступ к ее собственным мыслям.
— Ну разве ты не маленькая Дева Мария? Интересно, когда же появятся волхвы! Интересно, какие же дары они принесут нам?
У Кэла за спиной появился веснушчатый, обгоревший мальчик. Его торс тоже был обнаженным. Вероятно, именно его футболка была намотана вокруг ребенка. Он склонился, упираясь руками в колени, чтобы посмотреть на запаленатого младенца.
— Разве она не чудо? — спросил Кэл, показывая ее мальчику.
— Она восхитительна, Капитан Кэл, — сказал мальчик.
Бэкки закрыла глаза.
Она ехала на закате, с опущенными окнами, и ветер сдувал ей с лица волосы. Бурьян окаймлял дорогу с обеих сторон, простираясь перед ней до самого горизонта. Она будет ехать через него всю свою жизнь.
— Засела девчонка одна в бурьяне, — напевала она про себя. — И стала ждать вдоль проходящих парней.
Бурьян шелестел и скребся о небо.
Позже этим утром, она на несколько мгновений открыла глаза.
В руке у ее брата была запачканная в грязи кукольная нога. Впиваясь зубами в эту ногу, он завороженно глядел на нее глупым, оживленным взглядом. Она была словно живая, округлая и мясистая, разве что несколько маловата, еще и странного бледно-сизого цвета, почти как замороженное молоко. «Кэл, нельзя есть пластмассу», подумала она о том, чтобы сказать, но это требовало слишком больших усилий.
За ним сидел маленький мальчик, повернувшись боком и слизывая что-то с ладоней. Это было похоже на клубничное желе.
В воздухе витал резкий запах, схожий на аромат только что открытых рыбных консервов. От него у нее забурчал живот. Но она была слишком ослабленной, чтобы подняться, слишком ослабленной, чтобы что-нибудь сказать, и когда она опустила свою голову на землю и закрыла глаза, она моментально погрузилась в сон.
В этот раз ей не снилось ничего.
Где-то залаяла собака. Застучал молоток. Одним звонким ударом за другим он привел Бэкки обратно в сознание.
Ее губы пересохли и потрескались, и она вновь хотела пить. Пить и есть. Она чувствовала себя так, словно ее ударили в живот несколько десятков раз.
— Кэл, — прошептала она. — Кэл.
— Тебе нужно поесть, — сказал он, и положил ей в рот какую-то холодную, соленую веревочку. На его пальцах была кровь.
Будь она хоть немного при своем уме, то, наверное бы, подавилась. Но он был и в самом деле вкусным: этот соленовато-сладкий шнурок, маслянистый как сардина. Она присасывалась к нему так же, как и к мокрой футболке.
Кэл икал в то время, как она всасывала в себя некий шнурок, всасывала словно спагетти и проглатывала его. У него было ужасное, горько-кислое, послевкусие, но даже и это было в чем-то неплохо. Словно пищевой эквивалент послевкусия текилы с солью. Икание Кэла звучало почти как приступ смеха.
— Дай ей еще кусочек, — сказал маленький мальчик, склоняясь через его плечо.
Кэл дал ей еще один кусочек.
— Ням-ням. Ну же, слопай эту крошку.
Она проглотила его и вновь закрыла глаза.
Когда она очнулась в следующий раз, она очутилась у Кэла за спиной, и она двигалась. Ее голова покачивалась, а живот вздымался при каждом шаге.
Она прошептала:
— Мы ели?
— Да.
— Что мы ели?
— Что-то восхитительное. Восхитительнейшее.
— Кэл, что мы ели?
Он не ответил, просто раздвинул забрызганный алыми каплями бурьян, и вышел на поляну. Посредине стоял огромный черный камень. Возле него стоял маленький мальчик.
«А вот и ты», подумала она. «Я гонялась за тобой по всей округе».
Вот только не за камнем. Невозможно гоняться за камнем. За
Девочка. Моя девочка. Моя ответстве…
— ЧТО МЫ ЕЛИ? — она начала колотить его, но ее кулаки были обессиленными, совсем обессиленными. — О ГОСПОДИ! О БОЖЕ МОЙ!
Он усадил ее и взглянул на нее — сперва с удивлением, затем с изумлением.