Сборник рассказов

- Петя, Петя, еще не все потеряно, - вдруг завыла она, прижимая его к своему трясущемуся телу. - Воровать будем... Убивать будем... Грабить... Обманывать... Только для себя... для себя...

В груди Гнойникова шевельнулось слабое, гадкое, дрожащее согласие, и он по-собачьи, вытянув руку из-под одеяла, погладил Надюшу...

К утру Надя проснулась и посмотрела на лицо спящего Гнойникова. Оно было сурово, неприступно и величественно, как в былые дни...

Но каково-то будет пробуждение... Что будет дальше?!

Верность мeртвым девам

Трехлетний карапуз Коля, с весело-оживленными голубыми глазками, вдруг ни с того ни с сего застрадал от онанизма.

Мамаша, Анна Петровна, переполошилась.

Сначала долго прислушивалась. Дескать, в чем дело. Однако дело уходило в тайну. По некоторым признакам это был вовсе не обыкновенный онанизм, а совсем-совсем особенный. Мамаша это поняла по остановившимся, ничего не выражающим глазам младенца. Знакомая с культурой, она начала поиски.

Во-первых, ее поразило, что ребенок совсем изменил свой быт. К примеру, когда ел манную кашу, то чрезмерно улыбался. И нехорошо косил глазками.

Материнское сердце всегда найдет доступ к душе дитяти, и через месяц путем расспросов, картинок, интуиции Анна Петровна прояснила совершенно пустую, точно наполненную страхом картину. Оказалось, что Колю посещала (в виде образа, разумеется) красивая двадцатилетняя женщина с вызывающе-похабными чертами лица, и самое главное - в одежде людей девятнадцатого века. Дите такого никогда не могло видеть, поэтому ассоциации исключались. У мамаши заработало сознание.

Тем временем события развивались. Родителя уже точно знали - по выражению липа младенца, - когда приходит "она".

Так, если Коля во время еды выплевывал кашу изо рта и говорил "ау", родители знали: откуда-то из мрака на него смотрят черные глаза девы.

Когда же он поворачивал свой толстый, изумленный лик на какой-нибудь светлый предмет и внутренне охал - значит, наступит сверхсон.

Иногда дите переставляло солдатики, словно гоняясь за своим призраком. Вообще, мальчик очень приучился плакать.

- Такой был мужественный ребенок, - вздыхал отец, Михаил Матвеич, - а теперь все время плачет.

По-видимому, дело шло к очень серьезному. Дите часто застывало с ложкой манной каши у рта, когда возникало видение.

- Смотри, он скоро опять начнет дрожать, - со слезами говорил отец, всматриваясь в мрачный силуэт ребенка, сидящего за детским столиком.

- Она приходит ровно в шесть часов вечера, - злобилась Анна Петровна. Хоть вызывай милицию.

- Что ты, испугаешь соседей, - пугался отец.

- Чем же бы ему помочь? - вопрошала мать. Решили вызвать крыс. Коля еще до появления образа обожал крыс и не раз забавлялся с ними в постельке. Отцу это не особенно нравилось, но теперь он был - за. К сожалению, сейчас крысы уже не помогли. Ребенок дергал их за хвосты и пытался, видимо, рисовать ими облик своей дамы.

- А если это любовь, - говорил иной раз папаша, задумчиво попыхивая трубкой.

Анна Петровна не отвечала и только мысленно попрекала отца за то, что он думает о любви, а не о судьбе ребенка. Врачи абсолютно не помогали. Член у дитяти был маленький, крохотный, как мизинчик Мадонны, но тут совершенно неожиданно из него стала изливаться сперма, причем в таком количестве, что мамаша не успевала стирать простынки. Было от чего сойти с ума.

- Когда же это кончится, - вздыхала бабушка Кирилловна, обращаясь к душам своих умерших предков.

Конца не было видно.

- Повесить его, что ли, - рассуждал папаша. - Совсем опоганил род. Скоро о нас вся Москва будет говорить.

- Не дам дите, не дам дите, ирод, - сопротивлялась Анна Петровна. Повесить твой член надо, а не ребенка. Он ни в чем не виноват.

- Я уже устал от этой жизни, - вскрикивал ее муж. - На работе одни неприятности, любовницы изменяют, а теперь и в доме черт знает что... Все игрушки обрызганы спермой, а вчера и диссертацию мою залил.

Бабушка Кирилловна только угрюмо исчезала на целые недели.

Ночью, при блеске свечей, которые горели в углу, дите вставало с постели и в белой рубашонке, беспомощно раздавленное, ползало по полу, словно становясь отражением чудовищного образа девушки девятнадцатого века, посещающей его по ночам.

Особенно возмущало докторов, что дите почти перестало есть.

- Пусть онанирует сколько хочет, - говорил толстый ученый врач. - Не он первый, не он последний... Но чтобы дите бросило есть... Тут что-то не то.

- Бедный ребенок, - вздыхала старушка соседка. - А ведь во всем родители виноваты.

- Не родители, а Демург, - говорил в ответ один дворовый мистик.

- Сколько же это может продолжаться? Чтоб у такого щенка, у малолетки потекла сперма, да еще как из бочки... Это, знаете ли, извините меня, извините меня, - ворчал недовольный отец.

Мамаша пугливо всматривалась в обмазанное манной кашей неподвижное лицо младенца, устремившего свой взгляд на игрушку. "Приближается", - говорила она про себя. Действительно, когда "она" появлялась, лицо дитяти совсем тупело, кроме глаз, - они напоминали глаза поэта перед смертью.

- Что же будет дальше, - схватывался за голову папаша.