Сборник "Северцев-Полилов: Княжий отрок"

— Дал я обет, когда лежал недужный, пойти на богомолье в Кириллову обитель, что на Белоозере, и помолиться там угоднику, благодарить за исцеление от недуга, просить его и впредь о нас пещися.

— Благое дело задумал, государь: молитва очищает ум, дает отраду и врачует душу. Ступай к угоднику, великий государь, аз, недостойный отец духовный твой, даю тебе мое благословенье на этот путь.

Немного спустя Иоанн отправился на богомолье на Белоозеро и по дороге заехал в Троицкую Лавру, где проживал в заточении знаменитый в то время Максим Грек.

Иоанн пожелал его видеть.

Знаменитый проповедник почему-то был против поездки Иоанна в монастырь.

— Если не послушаешься меня, по Боге тебе советующего, забудешь кровь мучеников, избитых погаными за христианство, презришь слезы сирот и вдовиц и поедешь с упрямством, то знай, что сын твой умрет в дороге.

Предсказание его сбылось: на обратном пути из своей поездки в Кирилло-Белозерский монастырь, куда Иоанн отправился с супругой и младенцем сыном, царевич Дмитрий от неизвестной причины скончался.

Потеря сына еще больше заставила царя замкнуться в себе и недоверчиво относиться к своим недавним ближним друзьям: он видел в них явных врагов и только мечтал расстаться с ними, тем более что враги не оставляли свои наветы и происки, которые царь охотно выслушивал.

XXXVIII

Остуда царя к своим недавним любимцам все возрастала.

Вернувшись с богомолья, расстроенный неожиданной смертью первенца-сына, Иоанн затосковал. Кипучая натура его искала какого-нибудь выхода от обуревавшего его горя, государственные заботы не утешали царя, ему нужна была оживленная бранная деятельность.

Окружающие его бояре замечали грустное настроение Иоанна, но боялись что-либо предложить ему, чтобы его рассеять.

— Великий государь, продерзок стал крымский хан, — сообщил царю Адашев, — грамоты, что подписал с тобою, не хочет уважать, немало русских он в полон себе в своих набегах забрал, тщетно отписывали мы ему, чтоб отпустил их на свободу… Молчит хан, не внемлет нашим указам. Как повелишь, великий государь?

Нахмурился Иоанн. Давно уж дерзость крымского хана была у всех на виду, не раз говорили об этом бояре, но царь из какого-то упорства старался не замечать их слов и на предложения идти походом на Крым отвечал отказом.

— Проучить пора бы басурман… — продолжал Адашев, замечая молчание царя.

— Замолчи, я знаю сам, что нужно делать, сперва должно Ливонию завоевать, она исконная наша данница, повоевал ее еще князь Юрий… А после вспомянем мы и о хане крымском.

— Как знаешь, государь, твоя царская воля, но мнится мне, что прежде с ханом должно бы нам прикончить, а уж потом с Ливонией зачать: ее всегда успеем мы повоевать.

Уверенный в согласии царя идти на хана, Адашев был смущен и оставил Иоанна, пораженный его нерешительностью.

— Что мы, отче, теперь делать будем, — обратился Адашев к Сильвестру, — сам видишь, что негоже нам с Ливониею воевать?

— Знаю, Алеша, знаю и скорблю об этом, пытаться буду отговорить царя, — сказал печально Сильвестр.

— Помогай тебе Творец, не должно христианскую державу разорять и убийства в ней чинить: наш враг исконный, татарва, возрадуется и новые помыслы против Руси святой держать будет.

— Эх, когда бы царь, как прежде, был с нами, уговорить его возможно было, — с сожалением заметил Сильвестр, — а все же попытаюсь!

Сильвестр направился к царю.

— И ты тоже, как и Алеша, советуешь мне не воевать Ливонию? — насмешливо сказал Иоанн. — Ан нет, на этот раз хочу своим умишком думать, хоть скуден он, а все же свой!

Царский духовник заметил, что влияние его на царя почти совсем исчезло и ему не удастся уговорить Иоанна отказаться от войны с Ливонией.

— Дозволь мне, государь, сказать тебе слово…

— Какое? Говори, я не прещу, но только упреждаю: о Ливонии оставь, моего решенья я не изменю.

— Из Крыма к нам идут плохие вести, кичится хан, нам должно скоро ждать его набегов.

— Вот вздумал чем ты нас пугать, отче Сильвестр, — презрительно возразил Иоанн, — не страшна нам хана похвальба, мы отразить его, как прежде, сумеем.

— Ты не подумал, государь. Коли полки свои пошлешь ты Ливонию воевать, ослабишь ты себя, а хану будет известна наша слабость.

— Молчи, отец, — грозно сдвинув брови, крикнул Иоанн, — ужель не вижу я, куда свою мысль ты правишь! Не отстоять тебе Ливонии, так решено, иду ее я воевать!

Сильвестр ничего не ответил царю, печально наклонил голову и вышел из опочивальни.

XXXIX

Начался утомительный Ливонский поход. Побережье Балтийское представлялось Иоанну важнее завоевания юга.

— Прежние дела должно все отложить, — сказал Адашев польскому послу Василию Тишкевичу, — и между государями нашими уладим дело доброе на избаву христиан, пусть будет вечный мир меж нами.

— Пусть царь вернет нам Смоленск, тогда мы вечный мир подпишем, — ответил Тишкевич.

— Никогда государь не отдаст Литве своей вотчины Смоленска, — возразил Адашев.

— Так будем мириться на шесть годов, — предложил Тишкевич, — и пусть ваш государь оставит воевать Ливонию.

Адашев пожал плечами.