На культурном уровне, впрочем, события 1968 года оставили очень глубокий след - прежде всего на Западе. Поменялось многое - от доминирующих стилей в музыке до отношения к сексу. Общество стало на повседневном уровне куда более демократичным, но неолиберальная волна, поднявшаяся в 1980-е, смыла многие из подобных достижений с удивительной легкостью. После «студенческой революции» развились интерес к экологии и мода на феминизм, хотя ни то, ни другое само по себе не было частью духовного арсенала «новых левых».
В общем, можно сделать грустный вывод, что, с одной стороны, немногие общественные движения были столь глобальны, как движения 1968 года, но, с другой стороны, трудно представить себе хоть одно историческое движение, которое, будучи сопоставимо по масштабам, оставило бы столь незначительные реальные последствия.
После 1968 года остался очень красивый миф.
Но миф - он и есть миф.
Можно ли упрекать участников борьбы в том, что они потерпели поражение? Может быть, дело не в их слабости, а в том, что мир был не готов к восприятию их идей, которые еще отразятся на нашей жизни в будущем? И все-таки, как бы ни оценивать последствия тех событий, трудно отделаться от мысли, что в 1968 году мы видели грандиозный упущенный шанс одновременного общественного изменения на Востоке и Западе. В этом смысле 1989 год не имел ничего общего с ситуацией, сложившейся за двадцать один год до этого, даже если идеологи бархатных антикоммунистических революций постоянно ссылались на эту историю. В 1968 году попытки реформировать восточноевропейское общество не просто совпали по времени, но и вошли в резонанс с натиском «новых левых» и рабочего движения на западный капитализм. Одновременный успех этих движений мог породить какое-то новое качество, общество, построенное на куда более гуманных и демократических принципах, нежели то, в котором мы живем сегодня.
Впрочем, именно поэтому тогдашние движения и были с равной эффективностью подавлены в обеих частях Европы. Победа консервативного начала на Востоке и на Западе была первым этапом реальной, а не воображаемой, конвергенции. Следующим этапом стала приватизация, уничтожение социального государства и замена демократии на опускание бюллетеней в урну.
Те, кто победил в 1968 году, победили и в 1989, и в 1991, и в 1993 годах. Они продолжают, под разными именами и ярлыками, торжествовать и сегодня. Однако отсюда не следует, будто так было и будет всегда.
Удивительное обаяние событий 1968 года именно в том, что они заставили людей - пусть ненадолго - вообразить (пока только вообразить) себя творцами истории. Мгновенное прозрение, поразившее миллионы людей, обернулось политическим и культурным взрывом такой силы, что правящим элитам Востока и Запада потребовалось полтора-два десятилетия, чтобы окончательно справиться с его последствиями. Завершив работу по выкорчевыванию проявившихся в тот момент ростков свободы, они могли двинуться дальше по пути «экономического прогресса и потребительского процветания».
Сейчас, когда все более видно, в какой тупик ведет этот путь, и какой всесторонней реакцией оборачивается этот прогресс, пора осмотреться вокруг и выяснить, может быть, на выжженной буржуазной реставрацией почве где-то все-таки сохранились подобные ростки?
АМЕРИКАНСКИЙ МАРАФОН
Затянувшиеся праймериз демократов в США развиваются по канонам посредственной мыльной оперы. Всякий раз, когда вам кажется, что развязка уже практически наступила, новый поворот сюжета отодвигает ее еще на несколько серий, ничего, однако, не меняя по существу.
Если нам хочется знать финал, мы обречены досматривать представление, хотя оно уже порядком наскучило.
Однако борьба между демократическими кандидатами отнюдь не остается без последствий для американского общественного мнения. Несколько месяцев назад все наблюдатели, сравнивая стремительный успех Джона Маккейна среди республиканцев с разбродом и политическим параличом в стане демократов, говорили о восстановлении престижа нынешней правящей партии, то сегодня картина далеко не столь ясна.
Парадоксальным образом бесконечная и отчаянная борьба внутри Демократической партии дала Бараку Обаме политический капитал, о котором раньше он мог бы только мечтать.
Год назад общественное мнение как вне, так и внутри Демократической партии было настроено по отношению к Обаме крайне скептически. Его первоначальные успехи свидетельствовали не столько о популярности восходящего политика, сколько о раздражении, которое вызвала у избирателей миссис Клинтон со своей искусственной улыбкой и откровенно демагогическими речами. Если в 2004 году демократов объединил лозунг «Anyone but Bush!» («Кто угодно, только не Буш»), то в 2008 значительная часть партии готова была голосовать по принципу «Anyone but Clinton».