Сборник статей, воспоминаний, писем

   Даже H. E. Эфрос, впоследствии по-иному отзывавшийся о Цезаре Качалова, в своем первоначальном отчете о спектакле хотя и называл исполнения артиста "художественною победою", в то же время утверждал, что "у Шекспира роль почти эпизодическая, в полном разрыве с образом историческим, с тем гениальным колоссом, которого рисует хотя бы Моммзен. Конечно, г. Качалов дает только шекспировского Цезаря, с мелкою душою, трусливого, падкого на лесть, политически близорукого, физически немощного, притворяющегося лишь великим" {Н. Э--ъ [Н. Эфрос]. "Юлий Цезарь в Художественном театре. (Письмо из Москвы). "Театр и искусство", 1903, No 41.}. Такого рода отзыв, по существу, подкреплял оценки враждебных толкованию Качалова критических рецензий, в которых говорилось, что благодаря нарочитому искажению, будто бы имевшему место, "мы в Художественном театре истинного Юлия Цезаря совершенно не видим" {В. Г. Постановка "Юлия Цезаря" в Художественном театре, "Московские ведомости", 19 ноября 1903 г.}.

   Итак, совершеннейшее и величественное воплощение всех земных добродетелей, сверхчеловек, "полубог" римской истории и -- жалкий немощный старик, отталкивающий и по внешности и по внутренним качествам, лишенный какой бы то ни было доли подлинного величия, почти уродливо комический.

   Такова амплитуда колебаний в критическом восприятии образа Юлия Цезаря, созданного Качаловым. Уже само сопоставление этих крайностей свидетельствует о явной несостоятельности каждой из них. Совершенно очевидно, что авторы цитированных отзывов односторонне подмечали и тенденциозно подчеркивали лишь какую-то одну -- ту или иную -- особенность образа, которая заслоняла в их представлении всю его многокрасочную и живую сложность.

   Цезарь Качалова не мог быть сведен ни к внешне-карикатурному сенсационно-сатирическому изображению в духе Бернарда Шоу ("Цезарь и Клеопатра"), ни к трафаретно-героизирующей идеализации.

   В исполнении Качалова были поводы для зарождения обоих противоречащих друг друга и одинаково неверных в своей обобщающей прямолинейности критических толкований. Созданный им образ строился на противоречивом сочетании разнообразных характерных черт. Но это вовсе не было их внешним, механическим соединением,-- это была живая органическая противоречивость большой и сложной человеческой личности, возникавшая в гармонии мастерского сценического воспроизведения.

   Величественное и героическое в качаловском Цезаре не снимало его индивидуальных человеческих качеств, а, напротив, воплощалось в них и через них. Поэтому образ находился в органичном единстве с общим замыслом спектакля и с самим материалом роли.

   Противопоставление трафаретному воплощению Шекспира, разрыв с рутиной "гастролерских" спектаклей -- вот что знаменовала постановка "Юлия Цезаря" на сцене Художественного театра. Не случайно при выборе пьесы предпочтение было отдано не "Отелло", "Гамлету" или "Лиру", а "Юлию Цезарю". Не трагедии Шекспира, в центре которых поставлен один главный герой, а именно "Юлий Цезарь" с его мощным треугольником главных действующих лиц: Цезарь -- Брут -- Антоний, с его монументальными народными сценами, привлек в ту пору внимание театра. Грандиозный размах изображения крупнейших исторических событий -- вот что прежде всего пленяло Вл. И. Немировича-Данченко в трагедии Шекспира.

   Не самоценное раскрытие души того или иного героя, признанного главным (будь то Цезарь или Брут), а раскрытие трагического смысла изображаемых исторических событий, передача духа исторического момента составляли цель спектакля.

   В письме к H. E. Эфросу, написанном в день премьеры спектакля, Вл. И. Немирович-Данченко утверждал: "Шекспир в этой пьесе уже ушел от интереса к одной человеческой душе или к одной страсти (ревность, честолюбие и т. д.). В "Юлии Цезаре" он рисовал огромную картину, на которой главное внимание сосредоточивается не на отдельных фигурах, а на целых явлениях: распад республики, вырождение нации, _г_е_н_и_а_л_ь_н_о_е_ понимание этого со стороны Цезаря и _е_с_т_е_с_т_в_е_н_н_о_е_ непонимание этого со стороны ничтожной кучки "последних римлян". Отсюда столкновение и драматическое движение... Шекспир делает множество ошибок со стороны исторических подробностей, но _д_у_х_ _д_а_н_н_о_г_о_ _и_с_т_о_р_и_ч_е_с_к_о_г_о_ _м_о_м_е_н_т_а_ _и_ _с_о_п_р_я_ж_е_н_н_ы_х_ с ним событий схвачен им с изумительной психологией "человеческой истории". И в этом центр трагедии, а не в отдельных лицах" {Письмо Вл. Немировича-Данченко к H. E. Эфросу от 2 октября 1903 г. Гос. центр. театральный музей им. А. А. Бахрушина.}