Сборник статей, воспоминаний, писем

   В признании качаловского Цезаря сходились все критики. Его значительность не могли отрицать даже такие рьяные противники Художественного театра, особенно много и охотно писавшие о пресловутом "режиссерском засилье" в МХТ, как, например, Юрий Беляев. Однако, пожалуй, никакая другая роль Качалова не вызывала в то же время таких разноречивых и подчас прямо противоположных суждений. Эти противоречия были далеко не случайными и сами по себе представляют значительный интерес.

   Возможность противоположных оценок возникала из своеобразия самого материала роли. Уже само сопоставление Цезаря Качалова, Цезаря Шекспира и Цезаря истории давало увлекательный повод и одновременно составляло зыбкую почву для самых разнообразных и часто неожиданных выводов.

   Две крайние и к тому же взаимоисключающие точки зрения отчетливо обозначаются в ряде газетно-журнальных статей, которые рассказывают нам о В. И. Качалове в роли Юлия Цезаря.

   Одни, воздавая должное талантливости и властной обаятельности исполнения, говорят о преувеличенной героизации фигуры римского диктатора, об одностороннем и неверном, на их взгляд, подчеркивании идеальных черт образа, о неправомерном отходе от Шекспира, который с избытком наделил своего Цезаря человеческими, слишком человеческими чертами.

   Так, один рецензент, признавая, что сам по себе качаловский Цезарь "действительно великолепен", в то же время сетовал на то, что в ансамбле этот Цезарь "идет сильно вразрез с шекспировским замыслом. Напрасно Кассий, со слезами в голосе, старается уверить Брута, что Цезарь, как человек, вовсе не так уж достоин беззаветного поклонения... Является качаловский Цезарь из бронзы и мрамора, и зритель видит, что Кассий нагло лгал. Великая трагедия энтузиастов Rei publicae Romanae {Римской республики (лат.)}, по причине дивной игры Качалова (да, я настаиваю, _п_о_ _п_р_и_ч_и_н_е_ _к_р_а_с_и_в_о_-_н_е_в_е_р_н_о_й_ _и_г_р_ы_ Качалова), превращается в кляузную историю мелких завистников" {"Театр и искусство", 1903, No 47, стр. 886.}.

   Другой критик сокрушенно спрашивал, зачем артист внес в свое изображение героя "слишком много величия и силы", и утверждал, что "царственное величие привычного образа Цезаря увлекло артиста на совершенно ложный путь..." {"Курьер", 4 октября 1903 г.}.

   Легкомысленная категоричность подобных суждений и упреков покажется особенно сомнительной, если обратиться к другой группе отзывов, притом более многочисленной, в которой Качалову предъявлялись претензии совершенно иного и даже прямо противоположного свойства.

   Взывая к истории, авторы этих статей обвиняли Качалова в произвольном окарикатуривании Цезаря, в нарочитом подчеркивании мелких и жалких черт его личности, снижающих героическое звучание образа. Самая аргументация авторов этих отзывов обнаруживает всю ограниченность, идейную ущербность, а порою и прямую реакционность их подхода. Так, монархически настроенные "Московские ведомости" негодовали на то, что Качалов, верный Шекспиру, нарушил распространенную в буржуазной историографии версию о Цезаре как об "идеальном монархе", так же как негодовали они на Художественный театр за то, что в постановке "представители республиканцев являются носителями какой-то новой, животворной идеи" {В. Г. Постановка "Юлия Цезаря" в Художественном театре. "Московские ведомости", 20 ноября 1903 г.}. В другом отзыве, опубликованном в той же газете, критик, говоря о Качалове--Цезаре, патетически восклицал: "Не таков Цезарь! Прочтите блестящую характеристику Цезаря у Моммзена или у Отто Шмидта, и вы увидите, что темперамент Цезаря совсем другой: в нем желания и мысли кипели, как в котле, и импульсы воли быстро разряжались в характерно решительных движениях... Не то, совсем не то у г. Качалова!" {Exter. "Юлий Цезарь" на сцене Художественного театра. "Московские ведомости", 17 ноября 1903 г.}.

   Автор первой из двух приведенных рецензий, напечатанных в "Московских ведомостях", не остановился перед тем, чтобы приписать Качалову элементарную историческую ошибку. По его мнению, Качалов попросту спутал "рыцарски-благородного, изящного, приветливого Цезаря с подозрительно-лукавым, коварно-ехидным Тиверием".