Сборник статей, воспоминаний, писем

   На несколько дней мы остановились в Москве в Гранатном переулке у С. А. Скирмунта. Узнав от него, что Художественный театр готовит постановку "Снегурочки", Алексей Максимович вместе с Л. А. Сулержицким (с которым незадолго до этого познакомился и сразу подружился) отправился смотреть репетицию.

   Вернулся Алексей Максимович в восторге от нового артиста Художественного театра -- Василия Ивановича Качалова, обладающего пленительным голосом и великолепно изображающего царя Берендея.

   На первый спектакль "Снегурочки" 24 сентября 1900 года мы специально приехали из Нижнего. Казалось, что Качалов создан для роли царя Берендея. Он восхищал не только своим обаятельным голосом, но и необыкновенной художественной убедительностью созданного им образа.

   Помню, как поразил нас его Барон в пьесе "На дне".

   Для этой постановки Художественного театра Алексей Максимович отобрал из богатой коллекции нижегородского художника-фотографа Максима Петровича Дмитриева много снимков с типами "дна" жизни. Для роли Барона М. П. Дмитриев даже специально заснял бывшего барона Бухгольца, в то время -- бродягу, которого приходилось нередко встречать на улицах Нижнего в самых фантастических одеяниях.

   Не так давно, из доклада одного из работников Горьковского архивного управления, я узнала об одном эпизоде из жизни этого Бухгольца. Оказывается, что в 1896 году Бухгольц разыскивался, как участник кружка лиц, готовивших покушение на Николая II во время его приезда на Нижегородскую выставку. Покушение было предупреждено, ряд лиц арестован, Бухгольц разыскивался. Его нашли в одном из трактиров; но для того, чтобы его арестовать, пришлось завернуть его в солдатскую шинель и так доставить для допроса. Он пропил с себя все и лежал в чулане, голый, на груде хлама.

   Запомнился Качалов -- Тузенбах в "Трех сестрах", Юлий Цезарь... Везде образ, который он создавал, был таков, что казалось -- иным он и не может быть.

   После гастролей Художественного театра в 1906 году -- в Берлине, Вене и Варшаве -- Качалов с семьей приехал в Крым. В Алуште жил Л. А. Сулержицкий; в его распоряжении была дача Вульф в Профессорском уголке. Там поселился и Качалов с семьей.

   Я с детьми жила в Ялте и как раз в это время устраивала спектакль, сбор с которого должен был пойти на революционные цели. Ставили оперу Кюи "Сын мандарина". В ней участвовал Сулержицкий, или "Сулер", как его звали друзья. Близкое участие в постановке принял и Василий Иванович, помогал советами и даже, кажется, гримировал артистов. Тут мы и познакомились ближе.

   Этот спектакль был для Василия Ивановича и Сулержицкого связан с неприятностью. Пока они были в Ялте, сгорела их дача в Алуште, и няня еле успела вывести из дома детей. Все их имущество сгорело. Пришлось размещать погорельцев у себя и у знакомых в Ялте.

   В октябре 1906 года я переехала с сыном в Москву. Здесь узнала, что услуги Василия Ивановича революционерам не ограничивались участием в концертах, когда часть сбора шла на революционные цели, что оказывал он помощь и связанную с личным риском. Всегда можно было попросить Василия Ивановича спрятать "литературу", привести к нему в семью переночевать нелегального.

   Вспоминается еще один случай. В самом конце 1906 года я с сыном должна была ехать за границу. Заграничный паспорт был уже получен. Пошла на прощанье в Художественный театр. Шло "Горе от ума". В последнем антракте вижу в фойе встревоженное лицо жившей со мной приятельницы. Она приехала предупредить, что у меня на квартире обыск. Я сказала об этом Сулержицкому. Пошли с ним в уборную Качалова. Решили, что, досмотрев последнее действие, поедем в "Метрополь" ужинать, и условились, что меня известят там об окончании обыска. Так и сделали. Когда мы с Качаловым и Сулержицким сидели за столиком в ресторане "Метрополь", сообщили, что обыск окончен. Качалов и Сулержицкий проводили меня до дому и очень настаивали, чтобы я скорее уехала за границу. На другой день я уехала.

* * *

   В первые годы после Октябрьской революции жизнь так захватила, что личные общения отошли в сторону. В Художественном театре я бывала лишь изредка.

   В 1928 году, когда Алексей Максимович приехал из Италии в Москву, я была с ним на спектакле "Бронепоезд" Вс. Иванова. Опять незабываемый, образ Вершинина в исполнении Качалова.

   Алексей Максимович был потрясен игрой Василия Ивановича; он в тот вечер снялся с ним и К. С. Станиславским за кулисами МХАТ. Как и в первые годы жизни Художественного театра, когда Алексей Максимович говорил, что это театр, для которого стоит работать, так и теперь он был в восторге от театра и его артистов.

   -- Нет, каковы старики! -- повторял он. -- Надо, надо дать им пьесу!

* * *

   Приблизительно за год до кончины Василия Ивановича пришлось мне, по просьбе внучки, которая училась в студии при театре имени Вахтангова, говорить с Василием Ивановичем о том, что студийцы мечтают о его приезде к ним. Засилий Иванович сразу и охотно согласился.

   -- Люблю молодежь! -- сказал он.