Читаем Сборник стихов полностью

Отбрив жену, сосед нырнул в кустыс бутылкою «Метаксы».За флигелем драчливые котыбранятся по-китайски.Бесшумный нетопырь — то вниз, то вверх.Жужжит ночная трасса.У школы запускают фейерверкдва местных лоботряса.Курортники сражаются в деберц;сквозь праздничные залпыдоносится: минелла, белла, терц.«Цыганщина!» — cказал быодин поэт. Не зря же из райка,грозящего попойкой,ты вырван, как страница дневникас большой и жирной двойкой.Но размышляешь, прячась меж ветвейживучей ежевики,что было бы верней зайти с червей
тому, кто ходит с пики;что ты ловил удачу, как юнец,рванувший в самоволку,а мир ловил тебя и наконецзубами взял за холку.И вот висишь над грудой кирпича,над пыльным базиликом,ножонками беспомощно суча,давясь беззвучным криком.

КОГДА-ТО…

Но были там они, ведя игру

Миров…

В. НабоковСтол со скамьёй во двореи дыханье подвальных глубинзатхлое в том сентябре,что к тебе нас бездумно прибил.С пятого (бьюсь об заклад)этажа увертюра Масснельётся, впадая в закат,
беспородный, как «Бiле мiцне».…Так хорошо мы сидим,вчетвером, как ни разу потом.Банка дешёвых сардини нарезанный крупно батон.Блещет щербатость двораозерцами бензиновых луж.«Жизнь, — говоришь ты, — играв дурака, и на вылет к тому ж.Кстати, а как про игруу Набокова в „Бледном огне“,помнишь?» Скорее умру,чем признаюсь, что нечего мневспомнить. И мямлю: «Ну да.На английском? А что за строка?»Лучше б сгореть от стыдамне в огне этом! «Ладно, пока,други». И смотрим втроём,как в плаще ты идешь через двор.
…Всех нас в отчёте своемупомянет настырный филёр,тот, что с обувки сыройсоскоблив непросохшую грязь,вражий припишет настрой,а еще — с диссидентами связьмне, размышляющей лишьоб одном (кто бы в чём ни винил):всё же — в четверг позвонишьили в пятницу? Не позвонил.

Куллэ Виктор. Подступает вода

«Ночь подсвечена снегом…»

Ночь подсвечена снегом.Всё в замедленном темпе.Перемолвиться не с кемкроме собственной тени.Кавардак холостяцкийутешает уродцатем, что скорая старостьбелизной улыбнётся
слов сплетеньем неспешнымкак в романе старинномпухом ангельским снежнымфосфором нафталиномбелочкой прискакавшеймлечною амальгамойоблаков простоквашейизвестковою ямой

ИСКУССТВО

Так много хочется сказать,а время истекло.В костре горит сухой кизяк,и от него — тепло.В конце концов не всё однотем, кто огнём согрет,что им вчерашнее говнодаёт тепло и свет?

«Говорил одному другой…»

П.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый мир, 2012 № 05

Одинокое путешествие на грани зимы
Одинокое путешествие на грани зимы

Повесть про путешествие в одиночку по реке Лена — неподалеку от Байкала, в октябре, то есть на исходе здешней осени; под снегом, дождем, солнцем; с глухими лесами на берегах, оживляемыми только медведями, оленями, глухарем и другими обитателями; про ночевки, рыбалки, про виски перед сном и про одиночество, погружающее человека в самого себя — «…Иногда хочется согласиться со своим одиночеством. Принять его как правильное развитие жизни, просто набраться мужества и сказать себе: вот и все. Теперь все понятно и дальше надо одному… Может, и потосковать маленько, прощаясь с теми, кто будто бы был с тобой все эти годы, и уже не страшась ничего… с Божьей помощью в спокойную неизвестность одиночества.Это трудно. Это почти невозможно.Речка разбилась на две протоки. Ефимов пошел по правой, дугой обтекающей низкий галечный остров с мелкими кустиками. Остров был вытянутый, в самой широкой части, в двадцати метрах от берега торчали… оленьи рога. Иван присмотрелся. Под рогами был взгляд, а потом Иван увидел и всю морду. Изюбрь лежал и следил за Ефимовым, медленно поворачивая голову. Лодку нехорошо несло под "расческу", нагнувшегося над водой дерева, Иван стал отгребаться, и этого зверь не выдержал. Поднялся и спокойной рысью стал уходить в дальний конец острова. Он не понимал, кто там плывет, он вообще мог никогда не видеть человека».

Виктор Владимирович Ремизов , Виктор Владимирович Ремизов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное