Сборники рассказов

   — Когда мы сильно обеднели, — объяснила она, — и мне пришлось уйти и давать платные уроки, я взяла другую фамилию; я думала, что так будет спокойнее. Но мой дедушка провел мальчиком очень много времени в этом замке, и мой отец частенько рассказывал про него разные истории, и, конечно, я знала все семейные легенды и предания. Когда у человека ничего не остается, кроме воспоминаний, он охраняет и бережет их особенно заботливо. Я немного задумалась, когда поступала к вам на службу, я думала, что могу когда-нибудь оказаться с вами в старом семейном особняке. Я хотела бы, чтобы этого не случилось.

   Когда она закончила говорить, настала тишина, а затем баронесса перевела разговор на менее скользкие темы, чем семейные хроники. Но впоследствии, когда старая гувернантка спокойно возвратилась к своим обязанностям, все громче зазвучали насмешки и недоверчивые возгласы.

   — Это дерзость, — вырвалось у барона, его выпученные глаза выражали шок и смущение. — Как эта женщина могла позволить себе нечто подобное, сидя за нашим столом! Она почти сказала нам, что мы — никто, и я не верю ни единому слову. Она — всего лишь Шмидт и никто больше. Она поговорила с несколькими крестьянами о старом семействе Черногратц и присвоила их историю и их легенды.

   — Она хочет представить себя значительной особой, — сказала баронесса. — Она знает, что скоро не сможет работать, и хочет завоевать наши симпатии. Подумать только, ее дедушка!

   У баронессы было положенное количество дедов, но она никогда, никогда ими не хвалилась.

   — Смею заметить, что ее дедушка был в замке мальчиком из кладовки или кем-то в этом роде, — захихикал барон, — так что эта часть истории может быть правдива.

   Торговец из Гамбурга не сказал ничего; он видел слезы в глазах старухи, когда она говорила о сбережении воспоминаний — или, будучи человеком с развитым воображением, он был уверен, что их видел.

   — Я не предложу ей уйти, пока не закончатся новогодние празднества, — сказала Баронесса. — До тех пор я буду слишком занята, чтобы справиться без нее.

   Но ей все равно пришлось справляться, поскольку в холодные дни, наставшие после Рождества, старая гувернантка захворала и лежала у себя в комнате.

   — Это прямо вызывающе, — сказала баронесса, когда ее гости уселись возле очага в один из последних вечеров уходящего года. — Все время, пока она была с нами, я не могу вспомнить, что она когда-нибудь серьезно болела, болела так, чтобы не подниматься и не исполнять свои обязанности, я имею в виду. И теперь, когда у меня полон дом гостей и она могла быть так полезна, она все хворает и хворает. Всем ее жалко, конечно, она кажется такой увядшей и исхудавшей, но это все равно очень раздражает.

   — Весьма неприятно, — выражая всем своим видом сочувствие, согласилась жена банкира. — Сильные холода, я уверена, подкашивают силы стариков. В этом году было необычайно холодно.

   — Самый сильный мороз в декабре за много лет, — заметил барон.

   — И, конечно, она очень стара, — сказала баронесса, — мне жаль, что я не дала ей отставку несколько недель назад, тогда она уехала бы прежде, чем это с ней случилось. Эй, Ваппи, что с тобой?

   Маленький, обросший густой шерстью песик внезапно спрыгнул со своей подушки и дрожа, забился под диван. В то же мгновение яростно залаяли собаки во дворе замка, можно было расслышать, как заливаются в отдалении другие псы.

   — Что беспокоит животных? — спросил барон.

   И тогда люди, прислушавшись, уловили звук, который вызвал в собаках ужас и ярость; услышали протяжный вой, который становился то громче, то тише; в одно мгновение он,казалось, доносился издалека, в следующее — уже раздавался у самых стен замка. Вся голодная и холодная нищета этого промерзшего насквозь мира, вся неутоленная дикая ярость, смешанная с другими ужасными и призрачными мелодиями, которым нельзя подобрать названия, казалось, выразилась в этом погребальном вопле.

   — Волки! — воскликнул барон.

   Их музыка тут же слилась в один бушующий вихрь, казалось, вой доносился отовсюду.

   — Сотни волков, — сказал гамбургский торговец, который был человеком с развитым воображением.

   Побуждаемая неким импульсом, который она не могла объяснить, баронесса покинула своих гостей и направилась к узкой, унылой комнате, где лежала старая гувернантка, наблюдая, как исчезают часы уходящего года. Несмотря на резкий холод зимней ночи, окно было распахнуто. Шокированная баронесса бросилась вперед, чтобы закрыть его.

   — Оставьте его открытым, — сказала старуха голосом, который при всей его слабости выражал приказ, которых баронесса никогда прежде от гувернантки не слышала.

   — Но вы умрете от холода! — убеждала она.

   — Я в любом случае умру, — раздался голос, — и я хочу послушать их музыку. Они пришли издалека, чтобы спеть смертную песню моего семейства. Как хорошо, что они пришли; я — последняя из фон Черногратцев, я умираю в нашем старом замке, и они пришли, чтобы спеть мне. Слушайте, как громко они зовут!