Сборщик душ

Тайлер откусил от яблока, задул свечу и махнул брату – «пойдем наверх». Наверху они вытащили из ящика подушки и старые толстые одеяла и, основательно укутавшись, сели насладиться ускользающим теплом предзакатного солнца.

– Что-то стряслось на работе? – спросил Коул.

– Да все то же самое. Как всегда. – Тайлер помолчал, а потом пристально взглянул на брата. – Ты, когда выходил, ничего такого не слышал? Никаких новостей?

– Типа чего?

На сей раз молчание так затянулось, что Коул не выдержал и переспросил.

– Говорят, в город пробрался заразный, – нехотя ответил Тайлер.

– Опять? Да что же это такое! Третий раз за месяц!

– Угу. Чем дальше, тем хуже. Их, конечно, всегда отлавливают, но сам факт, что им удается проникнуть… – Тайлер покачал головой. – Ты просто… будь осторожнее, ладно? В смысле, когда выходишь.

– Я всегда осторожен.

Тайлер помолчал еще немного, а потом спросил как будто бы невзначай:

– А сколько у нас сейчас денег?

Деланная небрежность тона не обманула Коула: он понимал, что на самом деле брат ужасно волнуется. Их сбережения мало-помалу росли, но, похоже, ситуация в Нью-Чикаго ухудшалась быстрее.

– Четыреста шестьдесят восемь долларов, – ответил Коул.

Тайлер чертыхнулся.

– Скоро мы накопим, сколько надо, – попытался успокоить его Коул. – Вот увидишь, и года не пройдет.

– Когда-то я зарабатывал столько за месяц стрижкой газонов. А потом просаживал все на фильмы и видеоигры.

– У нас все получится.

Тайлер опять замолчал – минут на пять, не меньше. А потом наконец выпалил, не глядя на брата:

– На тебя одного этого хватит.

– Нет!

– Но мы могли бы…

– Нет. Мы или уходим вместе, или остаемся вместе. Если хочешь накопить быстрее, разреши мне тоже работать. Макклинток предлагал мне…

– Нет.

– Но если я тоже стану работать, мы соберем, сколько надо, уже через…

– Нет.

И это был тупик. Коул не желал уходить без Тайлера, а Тайлер не разрешал ему работать на Макклинтока. Тайлер говорил, что для Коула самая главная «работа» – это учеба. В Гарфилд-парке можно сделать настоящую карьеру, как в прежние времена: можно стать врачом, бизнесменом или учителем. Большинство ровесников Коула даже читать и писать не умели, так что у него будет большое преимущество, говорил Тайлер. Коул не понимал, что изменится, если он отвлечется от учебы на какую-то пару месяцев, но на самом деле загвоздка была в другом: Тайлер просто хотел, чтобы Коул держался подальше от Макклинтока.

– Так или иначе, у нас все получится, – сказал Коул.

С вымученной улыбкой Тайлер поднялся и взъерошил волосы брату.

– Сам знаю. Просто я сегодня не в духе. Пора обратно на работу. Сегодня ночью у нас большое дело. Вернусь поздно.

– Я запрусь на ночь.

Тайлер рассмеялся.

– Конечно. И постарайся прочитать еще хоть пару глав, пока совсем не стемнело.

Сказать Тайлеру про лапу Коул так и забыл. Попрощавшись с братом, он еще долго сидел наверху и раздумывал, как добыть денег, пока наконец не вспомнил о сегодняшней добыче. Разумеется, просить денег у этой лапы он не станет – не такой он дурак! Но он достал ее из кармана и повертел в руках, прикидывая, сколько за нее можно выручить.

Ему представилось, как Тайлер спрашивает: «А почему бы тебе просто не пожелать денег?». Естественно, со смехом… но где-то в глубине души брат бы не смеялся. Где-то там, глубоко, он бы все-таки надеялся, хотя ни за что бы этого не признал. Да, Тайлер непременно загадал бы такое желание, просто на всякий случай. Коул тихонько хихикнул и еще раз сжал в кулаке облезлый мех.

– Ну хорошо. Ладно. Я желаю…

Нет, старик сказал, что надо действовать осторожно. Надо загадать точную сумму. Коул закрыл глаза.

– Я желаю получить пятьсот долларов.

Он сидел, сжимая лапу в кулаке, и удивлялся, почему она кажется такой знакомой на ощупь. Ну да, конечно! Он вспомнил. Когда-то у него была другая лапа, кроличья. Он выпросил ее, когда они всей семьей путешествовали на машине в последний раз перед тем, как началась эпидемия. Счастливая кроличья лапка. Где-то с месяц Коул повсюду таскал ее с собой, а потом засунул в тумбочку. А потом вытащил еще один раз, чтобы загадать желание. Он помнил, как сжимал ее в кулаке и молился, чтобы укус на руке у мамы оказался незаразным. Чтобы маму выпустили из карантина, и она вернулась домой, увидела эту кроличью лапку и рассмеялась: «Ну ты даешь, Коул! До сих пор носишься с этой чесоточной пакостью?»

Разумеется, ее не выпустили. Она заразилась, и ее усыпили.

Усыпили.

Когда-то давно у них была собака, которую тоже пришлось усыпить. Но то было совсем другое дело.

Когда Коул поднял веки, в глазах защипало. Он сердито смахнул слезы и, нахмурившись, уставился на обезьянью лапу:

«Так или иначе, я на тебе заработаю. Как только придумаю, как тебя продать».