Сбывшиеся мечты

— Слуги не допущены к льняному белью!

Сильвия побледнела от гнева.

— Вы назвали меня воровкой!

— Этот дом проклят! Одни воры и преступники…

— Если вам надо кого-то обвинить за этот коврик, то вините меня, а не Сильвию, — сказала я, хотя сомневалась, что она в гневе слышит то, что я говорю. Вся эта сцена была отвратительна. Эту мадемуазель Софи следовало изолировать от всякого общения с гостями.

Я не увидела Сильвию, когда вернулась; других постояльцев в отеле не было, и за обедом прислуживал Эган. Поэтому я решила, что Сильвия пораньше отправилась домой. Эган и Мария исчезли сразу же после обеда, а я взяла стакан бренди и решила посидеть на террасе, пока не стемнеет. Я уже собралась подняться к себе, когда появился Конор. Мое сердце сжалось; вот, наконец, мы и встретились.

Почти сразу я поняла, что он хочет сказать что-то неприятное. Но буквально остолбенела от его слов:

— Будет лучше, если вы позволите Софи отдавать приказания слугам.

Наконец я обрела дар речи:

— Отдавать приказания слугам?

— Софи в истерике. Она сказала, что вы вмешались в ее разговор с Сильвией, и та ушла.

Вот теперь я разозлилась.

— Я только попросила у Сильвии чистый коврик, и она мне его дала. А вот мадемуазель Софи назвала ее воровкой.

Конор с удивлением уставился на меня:

— Черт возьми! Прошу меня извинить.

Я была глубоко оскорблена и вовсе не собиралась прощать его.

— Мне кажется, вы должны поговорить с мадемуазель Софи о том, как она ведет себя с вашими гостями.

Он перевел дыхание.

— Софи бывает неразумной, но ведь она выполняет свою работу.

— Вы так думаете?

— Что вы имеете в виду? — Конор удивленно поднял брови.

— Я не часто останавливаюсь в отелях, даже таких больших, как «Ферма», — сказала я. — И вовсе не привыкла к шикарным условиям. Но заметила: во французских отелях всякое может быть, но всегда гарантирована чистая постель и чистый стол. Но только не здесь.

— Но у нас отличная пища. — Казалось, он был смущен.

— Так и есть. Берта просто великолепна. Но скатерти! И весь этот потрескавшийся фарфор… А простыни! Да и все выглядит так, будто требует хорошей чистки.

Казалось, он с трудом осмысливает сказанное:

— Я никогда не думал… Догадывался, конечно, что все ветшает, но совершенно нет денег, чтобы заменить это. — Он посмотрел на меня. — Вы не должны обвинять в этом Софи.

Мы были так поглощены разговором, что не услышали, как Эган и Мария подошли к нам сзади.

— О чем это вы говорите так серьезно? — спросил Эган.

— Сильвия уходит от нас, — сказал Конор, сделав резкий жест.

— Проклятье! — сказал Эган. — А Лаура как раз приезжает сюда с друзьями!

Так, значит, я наконец увижу эту Лауру!

— Но не раньше чем послезавтра, — сказал Конор. — А есть кто-нибудь в Белане, кому нужна работа?

— Я спрошу завтра, — ответил Эган. Потом, повернувшись к Марии, сказал: — Пошли?

Она кивнула:

— Доброй ночи, Керри, Конор.

Они пошли вверх по лестнице, обнявшись.

Лицо Конора все еще было хмурым. Я не понимала, что вызывает его гнев: несправедливость по отношению ко мне или то, что я сказала насчет отеля. Я уже испытывала угрызения совести, что высказалась против мадемуазель Софи. Она старая и больная и не всегда понимает, что делает. Мне следует быть выше ее лжи.

— Трудно осуждать людей, когда они так стары, — сказала я. — Старики часто все преувеличивают.

— Софи никогда не хотела, чтобы ферму превратили в отель, — сказал он. — Мы так и не смогли заставить ее понять, что это единственный выход для нас. Мой отчим проиграл бы, если бы не женился на моей матери и она не вложила бы сюда деньги. Софи считает, что мы унижаем семью Жарре, превращая ферму в деловое предприятие. Когда-то Жарре были очень важными людьми в округе. Она считает, что мы позорим их имя. — И он коротко засмеялся.

— Ну а что бы она стала делать, если бы вы покинули «Ферму»?

— Один Бог знает. Она не понимает, что происходит. Эган говорит, что она тронулась, и это, может быть, правда, хотя и звучит грубо. Она даже не помнит, что мой отчим позволил ей остаться не из сострадания, а за ту работу, которую она здесь выполняет. Когда они были здесь, она даже не была домоправительницей. Моя мать всегда привозила штат прислуги из Парижа. А в их отсутствие она не более чем смотрительница. Но сама Софи считает, что она самая главная в «Ферме».

— А вы не можете ей сказать, что эта работа слишком сложна для нее?

— Тогда она будет жить у нас не работая, из милости, и будет весьма этим гордиться. Она живет прошлой славой. А когда-то все было очень хорошо. Может быть, потому, что я был маленький и меня нетрудно было удивить, но «Ферма» тогда казалась мне столь же величественной и богатой, как королевский дворец.

— И что же случилось с этим великолепием, о котором вы любите вспоминать?