Читаем Счастье? полностью

Вторая снежинка прилепилась к первой, когда я отправился на встречу выпускников, точнее, когда я с этой встречи вернулся. Только сообщив Ане, что туда собираюсь, я заметил, что эта идея ее не слишком обрадовала, а уж по возвращении она устроила мне, по меткому выражению одного моего знакомого, «цыганочку с выходом».

Тихо как мышь, ни разу не брякнув ключами, я вошел в квартиру и невольно вздрогнул, почти уткнувшись в Аню. Такое впечатление, что она караулила меня прямо под дверью.

– Ты так и собираешься вечно шляться? – грозно нахмурившись, спросила она.

Я вздохнул.

– Привет, что ли! – пробормотал я, неуклюже попытавшись ее обнять.

– Отстань, – передернула она плечами, – что ты ко мне лезешь?! Сначала объясни мне свое поведение хамское, а потом обниматься лезь!

Я опустил руки и отшагнул:

– А что хамского я, по-твоему, сделал?

– Времени сколько? Ты позвонить мог?!

– Зачем? Я же предупредил, что иду на встречу выпу…

– Ты что, не понимаешь? – оборвала она меня, еще сильнее сдвинув брови. В этот момент, несмотря на махровый халат, Аня была просто вылитая сердитая учительница математики, для полноты картины ей только не хватало в руке длинной металлической линейки, которой она со свистом плетки разрезала бы воздух. Будь я мазохистом, внезапно пришло мне в голову, этот образ выглядел бы невероятно возбуждающим. Я не мог не улыбнуться.

– Чего смешного? – Аня достигла крайней точки кипения и вот-вот должна была взорваться. – Ты издеваешься, что ли?

– Анекдот вспомнил, друзья рассказали, – смущенно пробормотал я.

– Анекдоты они там травят! А я тут… – От переполнявших ее чувств она даже поперхнулась.

– Что ты так нервничаешь? Может, у тебя эти?.. – спросил я участливо и немного осторожно. Снова приблизившись, я взял ее за руку.

– Что за «эти»?

– Ну, критические дни, – все так же осторожно предположил я.

– Какой же ты гад! – вырвала она руку и стремительно удалилась в спальню.

Только тут мне пришло в голову, что кричала Аня, почему-то совсем не беспокоясь, что проснется Кирюша. Очень странно. Обычно после того, как он засыпал, я был обязан передвигаться по квартире, как ниндзя, а разговаривать (в том числе по телефону), как парижский мим.

Спать пришлось лечь на диване. Не потому, что так хотелось, того требовала ситуация. Анин критичный настрой не вызывал оптимизма. А вдруг ей придет в голову задушить меня во сне?

Сон на совсем не приспособленном для этого диване, несмотря на не менее чем десять рюмок водки, выпитых с моими школьными товарищами, никак не шел. Я все думал о последнем разговоре с Денисом, о моих отношениях с Аней, о его отношениях с Таней – как разное поведение соотносится с фактическим результатом, который эти отношения имеют в сухом остатке. Может, Денис абсолютно прав и Аня специально на меня наезжает, чтобы держать на коротком поводке? Тут я представил себя стоящим на карачках, перетянутым черными ремнями, с ошейником и в наморднике: рядом стояла Аня в своем голубом махровом халате, поверх которого висели хромированные цепи, на руках были проклепанные шипастые напульсники. Железной хваткой она держала меня на поводке. В ужасе я замотал головой, пытаясь стряхнуть с себя ошейник, но Аня резко дернула поводок и топнула ногой.

– Сказала тебе, сидеть! – рявкнула она.

Тут мне стало совсем жутко, а потом я понял, что уже сплю. От этого чуть полегчало.

Адская кухня

В День святого Валентина я пришел домой, как сложилось уже за последние пару месяцев, довольно рано. Я все еще никак не мог привыкнуть к своему курортному режиму работы, и мне казалось, что я то ли в отпуске, то ли на больничном.

Жены дома не было, теща сообщила, что Аня «на спорте», Кирюша накормлен и спит, а она уже, считай, ушла. Оставшись один, я занялся ужином. По пути я купил бутылку Vino Nobile di Montepulciano 2004 года и седло барашка. Сполоснув запыленный от долгого простоя декантер, я приступил к мясу. Кирюша еще спал, и заняться этим процессом можно было спокойно и вдумчиво.

День святого Валентина для нас с Аней традиционно был особенным – именно этот праздник стал первым, встреченным вместе. И потому я, даже прекрасно осознавая его искусственное происхождение, был готов покупать красные сердечки, цветы и прочую дребедень. В моем случае циничный маркетинговый расчет сыграть на самых светлых чувствах попал точно в цель – ощущение искренней радости в этот день было гораздо важнее желания в пику маркетинговым схемам не поднимать выручку рознице в период глубокого постновогоднего спада.

Аня вернулась как раз к моменту, когда мясо приближалось к грани, за которой следовал полураспад. Я тут же открыл вино, аккуратнейшим образом перелил его в декантер и полез в духовку за бараниной. Не успел я и глазом моргнуть, как жена уже успела не только налить вина, но еще его и попробовать.

– Фу, оно с привкусом каким-то, – сморщив недовольную гримасу, заявила она. – А что ты там приготовил?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее