Счастье Дины Колби

Теперь, оглядываясь на прошлое, Дина понимала, что, как только мягкость и кротость матери перестали служить примиряющим фактором в семье, семья их как бы перестала существовать. Саймон занимался своими делами, отвлекаясь лишь для того, чтобы убедиться, что Дина ведет себя как положено, а это означало: отсутствие косметики, правильный, с его точки зрения, подбор книг и телепрограмм, никакой болтовни по телефону и еще дюжина прочих пощечин самолюбию повзрослевшей девушки.

Во всяком случае, именно так Дина воспринимала строгие приказы и выговоры, получаемые от отца. Девушке, тяжело переживающей период созревания и только что потерявшей мать, такая жизнь казалась невыносимой. Она много раз говорила себе, что ненавидит отца всей душой, но это отнюдь не было правдой. Все, чего она так хотела от него и от отсутствия чего так страдала, - это чтобы он обнял ее и даже уложил вечером спать, как иногда делал в ту пору, когда была жива мать.

Теперь, став взрослой и получив медицинское образование, Дина поняла, что после смерти Опал Саймон не смог превозмочь горе. Его сердце ожесточилось, и поскольку он не понимал всех тонкостей души девушки-подростка, то продолжал обращаться с ней как с ребенком. Он умел поладить с ребенком, но не знал, как справиться со взрослеющей дочерью. Дина писала ему об этом в своих письмах, но, видимо, Саймон не прочел ни одного из них. Ее сердце обливалось кровью, когда она представляла себе, как он рвет ее письма или выбрасывает их, не читая. А что еще она могла думать?

При виде огней Уинстона она немного выпрямилась на сиденье, сожалея, что нельзя попасть на ранчо, не проезжая через город. Слишком много дурных воспоминаний было связано с этим городом - ее брак, семья Хоуган и распускаемые ею лживые слухи, развод, то, что каждый в городе знал: ее отец не поздоровается с ней, случись им встретиться на улице... Как и в любом маленьком городе, здесь все все знали друг про друга. Она нисколько не скучала по Уинстону или по кому-либо из здесь живущих и не испытывала по этому поводу ни малейших угрызений совести.

Въехав в пределы города, Рай снизил скорость. На главной улице не было ни машин, ни пешеходов. Лишь кое-где светились окна. Уинстон начинал пробуждаться ото сна, хотя было еще очень рано.

- Должно быть, вы здесь ходили в школу, - сказал Рай.

- Да, - коротко ответила Дина, не склонная сейчас к долгим беседам.

Рай вздохнул, он не мог обижаться на молчаливость Дины. Она, очевидно, сильно страдает, и, поскольку за все время работы Рая на ранчо "Уинд-Ривер" она ни разу не навестила отца, Рай не мог представить себе, что творится у нее на душе. Возможно, она испытывает чувство вины? Внезапно его заинтересовало то, о чем он раньше даже не думал. В самом деле, почему Дина не приезжала домой в течение трех лет? А может, и дольше, ведь Рай не знал, сколько она отсутствовала до того, как он поступил на работу к Саймону. Пожалуй, чувство собственного достоинства у нее такое же, как у Саймона. К примеру, видел ли он хоть раз, чтобы Саймон потерял самообладание? Или позволил кому-то вторгнуться в свой внутренний мир? Да, думал Рай, мне нравился мой работодатель, я уважал его, но между нами всегда сохранялась дистанция, не позволявшая мне назвать его другом.

Ранчо находилось в двадцати милях от Уинстона. Вновь оказавшись за городской чертой. Дина ощутила, что ее напряжение несколько спало. Она с трудом сглотнула. Оставалось совсем недолго, меньше получаса, и вот тогда-то и начнется истинный кошмар. Она попыталась подумать о чем-то постороннем. Ей пришло в голову, сколько раз она проезжала этим путем - от ранчо до Уинстона и обратно. Она знала каждый изгиб этой дороги, каждый ее поворот, каждую выбоину, кроме, пожалуй...

- Дорогу заасфальтировали, - удивленно произнесла она, обращаясь больше к себе, чем к Раю. Однако тот подумал, что она заговорила с ним.

- А разве она не была асфальтированной, когда вы жили здесь?

- Она была засыпана гравием.

- Наверное, с тех пор, как вы переехали в Сиэтл, здесь многое изменилось, - сказал Рай. В его искренней фразе не было и тени осуждения. Так, по крайней мере, ему казалось.

Дина резко повернулась к нему:

- А что вам известно о моем отъезде? - Она считала, что он ничего не знает об истории семьи Колби, но теперь засомневалась. И если ему известно об их напряженных отношениях с Саймоном, то с чьих слов? Неужели о ней до сих пор по Уинстону бродят слухи и пересуды? Не было ничего страшного в том, что кто-нибудь узнает правду о ее прошлом, но ей казалась невыносимой мысль, что кто-то, хотя бы и незнакомый, способен поверить этим лживым слухам.

Ошеломленный ее тоном, Рай решил ответить тем же:

- Я ничего о вас не знаю, и не надо срывать на мне раздражение. Я не вмешиваюсь в чужие дела и не люблю, когда вмешиваются в мои. Это мой жизненный принцип.