Счастье моё

Семен вслед за Викторией свернул в голый двор. Лампочка в решетчатом колпаке освещала бетонное крыльцо с колоннами и кирпичный фасад. За решетками окон первого этажа на стеклах были намалеваны зайцы в синих шароварах и слова «С Новым, 1947 годом!».

СЕМЕН (удивленно). Это же школа! Чего здесь ночью делать?

ВИКТОРИЯ (отпирая ключом дверь). Я здесь живу.

СЕМЕН. То есть, как?

ВИКТОРИЯ. А вот так. У меня не было жилплощади, и наша директор Лидия Ивановна добилась невозможного. Исполком мне выделил комнату прямо в здании школы. (Пятясь в тамбур.) Зайдете, Сенечка?

СЕМЕН. Спасибо. Уже поздно…

ВИКТОРИЯ. Тогда давайте прощаться… Выше нос! Завтра всё будет хорошо! Мне было очень приятно с вами познакомиться… У вас такой несчастный вид! Бедненький…

(Погладила рукав его бушлата.)

СЕМЕН. Я же с ней почти год ходил. Невестой своей считал… Хотя и не говорил пока ей об этом… Плюс – ребята засмеют. Все же знают, у кого я в городе остаюсь. Завидовали. И вдруг я возвращаюсь. Представляете себе?

ВИКТОРИЯ. Даже не представляю.

СЕМЕН. А вы, значит, прямо в школе живете?

ВИКТОРИЯ. Живу, Сенечка, на глазах у, всего коллектива.

СЕМЕН. Педагог?

ВИКТОРИЯ. Освобожденная старшая, пионервожатая. Будь готов! Всегда готов!

СЕМЕН. Ясненько.

ВИКТОРИЯ. Но я учусь на заочном педагогическом и уже преподаю в пятых-шестых классах русский язык.

СЕМЕН. Это женская школа?

ВИКТОРИЯ. Мужская.

СЕМЕН.

Ого! Доводят вас?

ВИКТОРИЯ (смеется). Доводят!

СЕМЕН. Мы своих доводили! Иголки в стул втыкают?

ВИКТОРИЯ. Втыкают, Сенечка!

СЕМЕН. Патроны взрывают?

ВИКТОРИЯ. Ой взрывают!

СЕМЕН (медлит). Ясненько. Как же вы тут одна ночуете?

ВИКТОРИЯ. Как принцесса в заколдованном замке. Представьте, я умею читать мысли.

СЕМЕН. О чем же я думаю?

ВИКТОРИЯ. Сначала вы подумали, что было бы неплохо, если бы я вас пригласила. Потому что вы замерзли как цуцик в своем бушлатишке. А потом вы забоялись! Забоялись!

СЕМЕН. Ничего я не забоялся.

ВИКТОРИЯ. Тогда я вас приглашаю на чашечку чайку.

СЕМЕН. В школу?

ВИКТОРИЯ. Посмотрите, как я живу.

СЕМЕН. Нет. Спасибо. Я пошел.

ВИКТОРИЯ. Что ж, прощайте?

СЕМЕН. Пока.

Дверь перед ним захлопнулась.

Семен вышел из-под крыльца. Над крыльцом были бетонные барельефы Пушкина, Толстого, Ломоносова и Тимирязева. У Толстого глаз был выбит осколком. Весь фасад был в таких щербинах. Окна во всех четырех этажах были черны. Ветер громыхал оторванным железом крыши.

Узкое окошко осветилось.

Сцена третья

Виктория включила свет у себя в подсобке ботанического кабинета. Каморка Виктории едва вмещала раскладушку и тумбочку, крашенную больничными белилами. На тумбочке стояла в крымской рамочке с ракушками фотография Лидии Ивановны – полное строгое лицо женщины в черном платье.

В этой сцене и в дальнейшем мы не видим саму Лидию Ивановну, но слышим её голос – задушевный, оптимистический, как голос диктора радио.

ВИКТОРИЯ (обращаясь к фотографии). Не смотрите на меня так, Лидочка Ивановна. Он ушел.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ай-яй-яй-яй! Если б я знала, что ты сумасшедшая, я бы тебя не взяла из Нижнеуральска.

ВИКТОРИЯ (смеется). Все равно я сделаю так, как решила, голубчик мой! Вы должны за меня радоваться, а вы смотрите так, словно я вам соли на хвост насыпала!

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Девочка моя, ты так изменилась! Раньше ты не была груба! Ты сама не понимаешь, что творишь! Ты же готова была привести сюда матроса! А если увидят ученики? А учителя?!

ВИКТОРИЯ. А что прикажете делать? Наука же отрицает непорочное зачатие. Нужен хоть какой-то мужчина. А кого вы мне можете предложить, если кругом одни бабы?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вика! Пожалей меня!