Счастье момента

– Не думайте, что я дармоедка, – сказала она и пощекотала Конрада по подбородку. Голубые глаза смотрели куда-то мимо, словно малыш все еще не мог толком видеть, но Хульда знала: он быстро развивается и уже скоро продемонстрирует миру свою первую улыбку.

Берт поблагодарил ее легким поклоном.

– Как насчет музыки для поднятия духа? – Он поставил на узкую стойку патефон и положил на него шеллачную пластинку. Патефон был старой модели, поэтому пришлось с силой крутануть ручку, чтобы мелодия заиграла. Сначала послышались духовые инструменты, скрипки и ударные, а потом приятный женский голос. «Поцелуй меня и назавтра забудь», – прозвучало из патефона, и Хульда невольно рассмеялась.

Она игриво погрозила Берту пальцем, на что тот снисходительно улыбнулся и жестом подозвал одного из юношей, которые таскали цветочные горшки в лавку Грюнмайер. Не успела Хульда опомниться, как юноша, улыбнувшись, схватил ее за руку и закружил в танце – так, что голуби испуганно разлетелись. Толпа вокруг разразились аплодисментами.

– Поцелуй меня и назавтра забудь! Ведь завтра твое сердце будет принадлежать другой, – звучало на всю площадь.

Хульда вернулась к киоску слегка запыхавшаяся. Юноша поклонился и, увидев лицо госпожи Грюнмайер, поспешил вернуться к работе.

Хульда поправила шляпку и шумно вздохнула. Лило медленно катала коляску туда-сюда, укачивая ребенка.

– Берт, откуда у вас эта пластинка? – поинтересовалась Хульда.

– Из квартала Шойненфиртель, конечно, – ответил Берт, поглаживая усы. – Музыкальный магазинчик Левина – лучший в городе! Там можно найти музыку на любой вкус. Еще там продаются книги, раввинские мантии и, если верить старому Левину, чего я, однако, делать не советую, лучший порошок для бритья.

– И все это в одном магазине?!

– Милая Хульда, неужели вы никогда не бывали в квартале Шойненфиртель? На Гренадерштрассе?

Она покачала головой.

– Там есть люди и товары всех видов и мастей, – продолжал Берт. – Галицкие евреи, магазинчики экзотических товаров, художники, мошенники, чемпионы по боксу, красивые девушки – и все это на одной улице. По сравнению с ними мы здесь живем как в монастыре.

– Это наша-то площадь – монастырь? – Хульда рассмеялась. – Тогда я обязана туда сходить, хотя, признаться, с меня пока хватит негодяев и убийц.

Берт хотел что-то ответить, но его прервал громкий крик.

– Срочные новости! – разнесся по всей площади голос мальчишки-газетчика.

– А этот юнец что здесь забыл? – нахмурившись, спросил Берт. Он снял граммофонную иглу с пластинки, и музыка замолчала.

Хульда знала, что Берту не нравится, когда покушаются на его территорию. Однако если происходили какие-то важные события, которые не могли ждать вечернего выпуска, то типографии печатали дополнительные листовки. Их распространяли в общественных местах, чтобы держать население в курсе.

«Наверняка речь о каком-нибудь спортивном мероприятии», – решила Хульда и подумала, что для поездки на озеро ей понадобится новый купальный костюм. Старый уже порядком износился и к тому же слишком закрывал ноги. «Еще нужно купить новые туфли», – вспомнила она и хмуро посмотрела на старые зимние ботинки, которые носила с тех пор, как ее летние туфли утонули в канале. Однако потом Хульда заметила, что люди толпой окружают мальчишку-газетчика, вырывая листы друг у друга из рук. На площади поднялся такой гул и ропот, словно кто-то потревожил пчелиный рой. Женщина у лавки с огурцами закричала, а другая закрыла лицо руками и расплакалась.

– Что происходит, ради всего святого? – пробормотал Берт и поспешил к мальчишке. При взгляде на заголовок его лицо мертвенно побледнело. Сгорбившись и понуро опустив голову, старик медленно вернулся к Хульде.

– Что случилось? – спросила Хульда. Сердце у нее в груди заколотилось, как птица, запертая в клетке.

– Ратенау, – только и пробормотал Берт, сунув ей в руки листовку, и тяжело опустился на складной стул, который стоял внутри киоска. Потом сжал виски и вздохнул.

Хульда уставилась на черную типографскую краску. «Ратенау застрелен» – кричали большие буквы на первой полосе. «Открыли стрельбу на Кенигсаллее… убит шестью выстрелами в упор… преступники сбежали… волнения в рейхстаге».

– Я знал, что это случится, – сдавленным голосом сказал Берт. – На протяжении многих недель, если не месяцев, Ратенау находился в смертельной опасности. И вот сегодня утром, когда он ехал на работу, парочка ублюдков превратила его в решето. Что это за страна такая, где неугодных противников убивают, как мух – легко и безнаказанно?!

– Что теперь будет? – спросила Хульда.

– Люди выйдут на улицы, – мрачно сказал Берт. – Ратенау был воплощением демократии, и демократию убили сегодня утром на Кенигсаллее. Нас ждет гражданская война.

Не ответив, Хульда оглядела площадь. Разбившись на небольшие группки, люди обнимались и пытались друг друга утешить. Какие-то мужчины взволнованно жестикулировали и вскидывали кулаки в воздух, словно надеясь ударить неизвестных убийц, которых давно и след простыл.