Счастье рядом

Оскар начинает громко смеяться и прижимает меня к себе. Он держит меня так крепко, что я едва могу дышать. Я чувствую телом его голую кожу и как от смеха напрягается его пресс. По спине бегут ледяные мурашки и опускаются к ногам, когда я нежно провожу пальцами между нашими телами. Оскар прекращает смеяться, но его пресс остается напряженным. Я чувствую пальцами дорожку из волос, затем невероятно мягкую кожу. Когда я начинаю водить рукой вверх-вниз, Оскар делает резкий вдох. Мне нравится ощущать твердость рукой и слышать его поверхностное дыхание. Оскар смотрит на меня, и его глаза сверкают. Я вижу поцелуй в его глазах еще до того, как он прикасается ко мне губами.

Мы подъезжаем к Пескаре уже около девяти. Я быстро пишу маме сообщение, а затем выхожу из машины. Вечерние сумерки легли на город, и на холме ютятся дома. В полумраке виднеется свет уличных фонарей и окон квартир.

Улицы пустые. Ни одна продуктовая тележка на свете не справилась бы с такими дорогами, поэтому мы отправляемся на поиски кафе поближе к морю. К сожалению, не находим, потому что все либо забито людьми, либо выглядит ужасно. Мы с Оскаром прогуливаемся, держась за руки, по набережной. Соломенные зонтики, подобно китайским пагодам, устремляются вверх. Шум прибоя сопровождает нас все это время. Я замечаю табачный магазин на углу улицы и вспоминаю про письма.

– Как думаешь, я найду там почтовые марки?

– Может быть, – отвечает Оскар. – А что? Ты хочешь отправить открытку?

– Нет, письма.

– Письма? – Он вопросительно смотрит на меня. – Когда ты их написала?

– После нашей ссоры, – говорю я.

– Понял. – Оскар долго смотрит на меня. – Это… прощальные письма?

– Не совсем.

– А именно?

– Может, и прощальные, – признаюсь я. – Я не хочу упустить момент, понимаешь?

– Упустить момент?

– Я думала, будет неплохо написать вещи, о которых я не могу сказать.

Мысли

Я хожу туда-сюда перед магазинчиком, пока Тесс отправляет свои письма. Я никогда не скажу ей этого, но меня задело то, что она не написала письма мне. Я слышу звон маленького колокольчика сзади и оборачиваюсь. Тесс смотрит на меня, и я знаю, что, если не поменяю тему для размышлений, она раскусит меня в любой момент.

– Не будет ли это слишком убого, если мы просто купим вон там пиццу и съедим ее на пляже? – спрашиваю я и показываю головой на магазинчик, у которого стоит длинная очередь.

– В смысле убого? – спрашивает она и смотрит на меня.

– Ну, во-первых, мы только вчера ели пиццу, а во-вторых, я хотел пригласить тебя на ужин в какое-нибудь шикарное местечко.

– Не стоит. Тем более я готова есть пиццу каждый день, – ухмыляется она. – Она, должно быть, действительно вкусная, раз там стоит такая толпа, – она показывает на кучу людей, которые ждут своей очереди, чтобы сделать заказ.

– Тогда пицца на пляже?

Она улыбается и кивает.

– Да, пицца на пляже.

Мы стоим у прилавка и ждем, когда наконец до нас дойдет очередь. Я до сих пор разочарован, хотя не вправе обижаться на нее. Я пытаюсь думать о чем-нибудь другом. О чем угодно, только не сочувствовать самому себе. Мой взгляд падает на загорелое лицо Тесс и ее выразительные глаза, и внезапно я вспоминаю, как она выглядела пару дней назад, когда лежала в машине «Скорой помощи». Какая бледная она была. Я не знаю, что меня тогда больше напугало. То, что я не мог ничего сделать, или слова санитаров о том, что она была близка к смерти. От этих мыслей у меня сжимается грудная клетка. Тесс, кажется, почувствовала мой взгляд, потому что резко поворачивается ко мне и улыбается. Ее глаза светятся. Когда я смотрю на нее, кажется, что ее маленький мир в полном порядке. Я вспоминаю, как она сказала мне, что только со мной поняла, что такое быть счастливой. И эта мысль, что для счастья ей достаточно моего присутствия, заставляет меня улыбнуться. Мне не нужно никакого письма, чтобы знать, о чем думает Тесс. Она говорит мне это.

Мы не меняемся

Мы сидим на теплом пляже с огромной коробкой пиццы и двумя большими бутылками холодного персикового чая. Волны накатывают на берег, а затем вода с бульканьем отходит назад. Над нами сияют звезды, и в паре метров от нас парень играет на гитаре и поет, развлекая собравшуюся толпу вокруг него.

Я отрываю первый кусок, и от запаха ветчины, расплавленного сыра и свежего базилика у меня текут слюнки. Когда я в первый раз откусываю, в моем рту начинается пир.

– Ну как? Вкусно? – спрашивает Оскар с набитым ртом.

– Изумительно, – отвечаю я и кусаю второй раз.

– Тоже так считаю.

Он кладет на мое бедро теплую руку и наклоняется ко мне. Его губы соленые. Он улыбается, и я кладу голову ему на плечо. И мне снова хочется, чтобы время остановилось. Мне хочется, чтобы этот вечер длился еще пару недель. Кем бы я ни была, мне хочется, чтобы Оскар вспоминал именно ту меня, какая я сейчас. Его Креветку. Ту Тесс, которая может громко смеяться и не боится быть собой. Ту Тесс, которая сумела раздеться перед ним.

– Знаешь эту песню? – шепчет Оскар. – Я не могу вспомнить, как она называется.