Счастье среднего возраста

Санька спала в той же позе, в которой он ее оставил, — на спине, раскинув руки в стороны, заботливо прикрытая махровой простынею. Он улегся рядом, остановив себя, когда потянулся к ней неосознанно руками, обнять. Сашка перевернулась на бок, обняла его одной рукой за талию, вздохнула легонько во сне.

Он осторожно высвободился из-под ее руки, отодвинулся на самый край кровати, чувствуя, как закипает в нем раздражение.

— Гуров, — сонно пробормотала Сашка, — если ты еще чуть-чуть сдвинешься, то свалишься с кровати, а ты и так не совсем целый.

Он рассмеялся!

Да пошло оно все, хотя бы до утра!

И передвинулся к ней, и принял в свои объятья, сильно, крепко, с радостью освобождения, и поцеловал все синяки и разбитые губы.

— Спи! — приказал он ей шепотом.

Чувствуя, как на него снисходит такое умиротворение и спокойствие, какого не чувствовал миллион лет, может, никогда.

Что происходит?!

Как, каким невероятным образом эта Романова смогла снова ускользнуть?

Она уже была у него в руках!

И все! Все — дальше только своя империя, спокойное благополучие в роскоши — другая жизнь!

Как?! Почему?! Что это за мужик с ней, в конце концов?

Твою мать! Это невозможно, невозможно, но она снова исчезла!

Он не может без нее уйти! Он залез в такие дела, завязался с такими людьми, если он не исполнит свои обязательства!.. Смерть будет мечтой. Освобождением!

Он думал, старался изгнать панику, то и дело затапливающую мозг, конечно, он мог бы исчезнуть, но ненадолго, и жить, оглядываясь каждую секунду.

Зачем он ввязался в эти дела?

Деньги. Еще деньги, власть, неограниченные возможности, расширение сфер своего влияния.

Он сам подставился! Он не сможет дать обратный ход и выйти из дела! Это тот случай, когда никакие бабки не помогут. Он должен был уйти два дня назад — все было готово, продумано до мелочей и оплачено!

Но эта Романова! Сука!

Спокойно! Он все сделает, у него получалось много лет, получится и на этот раз!

Спокойно! Все необходимые действия по ее поиску предприняты. Надо только ждать!

Что же за мужик ее вытаскивает?

«Утро было добрым!» — как любила говорить одна из его любовниц, имея в виду ровно противоположное данному утверждению.

Иван проснулся с таким ощущением правильности и полноты жизни, которое и не помнил, когда его посещало. Он осознал, что обнимает, крепко прижимая к себе, спящую Сашку, закинув на нее ногу, в полной боевой готовности.

И запаниковал. Снова.

И стал осторожно, чтобы не разбудить, отстраняться от нее изо всех весьма резонных «нельзя».

— Гуров, — сонно-умиротворенно, не открывая глаз, сказала Сашка, — не отползай по-пластунски, тебе не грозит насильственная женитьба и принудительный секс.

Ну, не стервочка, а? Все-то она про него понимает! Знает!

Он взял ее!

Хотел нежно, неспешно, растягивая удовольствие, а получилось все быстро, стремительно, страстно.

Придя в себя, Иван понял: ничего никуда не делось — обоюдное недоверие, его страхи, что-то непонятное в ней — все это вернулось, как только улеглись страсти и успокоилось дыхание, разъединив, отгородив их друг от друга невидимой стеной.

Они оба понимали это, чувствовали и молчали, не расплетаясь руками-ногами, оказались по разные стороны этой стены.

Он перекатился с нее, удержался, чтобы не отодвинуться — стыдно, так уж!

— Ладно, Гуров, все и так понятно: ты не доверяешь мне, я тебе, и все за этим следующее. Но давай хотя бы не опошлять того, что было. У тебя так было когда-нибудь? У меня нет! Никогда!

Он молчал.

А что тут скажешь? Господи, откуда ты взялась и за каким лядом все перевернула? Чужая — своя женщина! Подозреваемая и на все способная, откуда ты свалилась на его голову?! Он не хочет ничего усложнять в своей жизни, он не хочет барахтаться в непонятном чувстве вины, обвинений!

— Спокойно, Гуров! У меня есть план! — деловито оповестила Сашка. — Перевести все в шутку и несерьезность незатейливого траха я тебе не позволю! Мы договоримся, что ничего не было, и все! Ты непонятный Гуров, я непонятная Романова!

Да, да, все правильно. Он ее почти ненавидел в этот момент!

— Сашка, — сделал он неожиданно попытку, так непереносимо тяжело было стоять с ней порознь, на разных черно-белых позициях, — расскажи мне…

«Освободи нас обоих, Сашенька! — умолял он ее мысленно. — Расскажи!»

Она рвалась к нему, он видел это в балтийском штормовом море ее глаз, рвалась поверить и… отступила.