Счастье цыганки

— Нет, я не знала… Не знала, что это такое. А теперь знаю. — Земфира решилась поднять взгляд и посмотреть Рубине в глаза. — Я не смогла. Это не для меня. Я простая цыганка, простая женщина.

— А я?

— Ты — мудрая, Рубина. И добрая. Ты была настоящая шувани. А у меня нет в душе той силы, что есть у тебя.

— Что же ты собираешься теперь делать?

— Вернусь в табор. Буду жить, как прежде… Ты прости меня, Рубина. И, если можешь, не осуждай.

— Я не осуждаю тебя — я вижу, как ты страдаешь. Плохо то, что табор остался без шувани, а значит, без помощи и без защиты… А ты — тебе нужно вернуться к Рамиру.

Но Земфира только покачала головой:

— Нет, Рубина… Пойду я. Прости меня еще раз.

Земфира вышла, и Рубина перекрестила ее вслед.

Глава 8

Миро сидел в своем шатре один. Вернее, вдвоем с гитарой. Он был настоящим цыганом — и гитара всегда помогала ему в самые тяжелые минуты жизни. Неожиданно в шатер вошла милиция, помогающая в цыганской жизни куда меньше, чем гитара.

— Добрый день! — Солодовников поприветствовал Миро и предоставил вести дальнейший разговор стажерке Поляковой.

— Дело в том, — начала девушка довольно уверенно, — дело в том, что сегодня в доме Николая Андреевича Астахова была совершена кража. А вы, Миро Бейбутович, — один из последних, кто там побывал. В связи с этим мы должны произвести у вас обыск.

— То есть вы обвиняете меня в воровстве? — повернулся Миро к следователю.

Солодовников развел руками:

— Под подозрением все, кто был в доме Астахова. Мы можем начать обыск?

— Вот ордер, — сказала Полякова и протянула Миро бумагу.

— Я ничего не брал в доме Астахова! И вообще никогда не брал ничего чужого! Обыскивайте!

Милиционеры сходили за понятыми, одним из которых оказался Степка, и приступили. Здесь обыск оказался куда результативнее, чем у Рыча с Люцитой, — за кроватью один из оперативников нашел черный пластмассовый тубус.

— Это принадлежит вам? — спросил у хозяина Солодовников.

— Нет. Я не знаю, что это… — Миро растерялся.

— А как эта вещь сюда попала?

— Понятия не имею.

В присутствии понятых тубус открыли и достали из него свернутый в трубку холст с картиной, явно очень старинной. Полякова сверилась по блокноту с астаховским описанием — сомнений не было: перед ними лежала картина Дюрера.

— А где остальные? — сухо обратился следователь к Миро.

— Я не понимаю, о чем вы говорите?

— Здесь только одна картина. А из дома Астахова пропало семь. Вот я и спрашиваю вас, где остальные?

Миро молчал — он никак не мог прийти в себя.

— Хорошо, — продолжал Солодовников, выдержав паузу, — может быть, вы все-таки объясните нам, как эта картина оказалась у вас?

— Я не знаю. Меня целый день не было в таборе. Шатер всегда открыт. Может быть, ее кто-то подбросил?

— Почему именно вам? — Следователь сыпал вопросами, не давая Миро опомниться.

Но тут не выдержал Степка:

— Да как вы вообще можете подозревать нашего вожака?! Вы просто хотите свалить на него чужое преступление! Только бы засадить кого-то в тюрьму!

— У вас, молодой человек, — отвечал Солодовников Степке совершенно спокойно, — у вас ложное представление о работе милиции. Мы не преследуем цель, как вы выражаетесь, «кого-то засадить».

— Но Миро же сказал вам, что он не брал этих картин.

— А воры, по-вашему, всегда сразу сознаются в своих преступлениях? — Следователь позволил себе усмехнуться. — Так что у нас есть все основания для ареста гражданина Милехина — у него мы нашли украденную картину огромной ценности. И вам, гражданин Милехин, придется проехать с нами. В мои обязанности входит предупредить вас о том, что вы можете хранить молчание. Но, честно говоря, лучше для вас будет, если вы все нам расскажете.

— Мне рассказывать не о чем!

— Продолжим наш разговор в милиции.

И Миро вывели.

— Степка, я тебя прошу — успокой народ, и продолжайте репетиции! — крикнул молодой вожак на прощание.

* * *

Кафе на набережной опустело и закрылось. Только за одним столиком спал, уронив голову на руки, пьяненький Сашка. Игорь давно уже ушел, узнав все, что его интересовало.

Марго подошла к своему суженому, вздохнула и потрепала его по голове. Позвала:

— Эй, Сашка!

Тот проснулся, поднял тяжелую голову.

— A-а, Маргошенька! Рыбка ты моя ненаглядная!

— Хорошо еще, что лошадушкой не назвал, горе ты мое луковое.

— Значит, все-таки твое?

— А куда ж мы друг от друга денемся? Вставай давай!

Но самому Сашке подняться было непросто — он то и дело терял равновесие. Пришлось Марго взять все в свои руки. И прежде всего взять в свои руки Сашку, поставить его на ноги и повести с собой.

— Какая же ты золотая женщина, Маргоша. Что бы я без тебя делал?

— Ясно, что б делал, — пропал бы.

— Точно, пропал бы.

— Пошли уже!

— К тебе? — с надеждой спросил Сашка.

— Ко мне… — Марго вздохнула тяжело, но довольно.

* * *

Игорь ввалился в гостиничный номер и плюхнулся на диван. Тамара вопросительно посмотрела на сожителя.

— Рано мы с тобой радовались, Томочка. Эта Кармелита — как заговоренная!

— Что, жива?

— Жива-здорова.

— Я так и знала, я чувствовала, что все сорвется! Почему она не отравилась? Она что же, этот яд почувствовала?