Счастье в подарок

Что могло нас ждать в будущем? Зная его любовь к дуэлям и женщинам — ничего хорошего. Больше всего на свете я ценю преданность и честность. Ни то, ни другое граф не мог дать. По своей природе он был ловелас, каких поискать. Обманывать свои чувства — это больнее во стократ, чем сразу на корню убить в себе зародыш любви.

Я еще не любила, но уже была слишком близка к этому чувству, оно буквально прокрадывалось в мою душу, и сейчас от моего решения зависела дальнейшая судьба, не только моя.

Слишком больно, но необходимо избавиться от чувства сейчас (пока оно не овладело мною полностью), чтобы жить дальше. Я сделала свой выбор.

Вырвавшись из плена чувств, поспешила домой, к Люку. Он, наверное, с ума сходит, а я тут… Вина от содеянного захлестнула меня. Что я ему скажу? Как оправдаюсь перед тем, кто дороже всего на свете?

Эти мысли подхлестывали меня, подгоняя к лачуге, ставшей за время пребывания тут — родным домом.

Глава 15

На бегу придумывала разные варианты оправдания. Впорхнула бабочкой в дверь и замерла на пороге. Люка не было.

Роки рылся в углу, а дом — пустой и одинокий — приветствовал меня остывшим очагом и серым листом бумаги на столе.

Я замерла, боялась пошевелиться, страшилась того, что могла прочесть. Письмо. Оно адресовано мне… Оно пугало тем, что есть.

Люк, зачем?! Слезы прыснули сами, а сердце сжалось комочком в груди… Что он придумал, пока меня не было? Почему не дал возможность объясниться? Почему?

Пересиливая себя, подошла к столу, взяла лист. Аккуратным убористым почерком (словно это писала школьница, а не Фаре) ровные ряды строчек сообщали мне о том, что я снова одинока. За что?

Люк, ты все не так понял! Совсем. Я вернулась, чтобы жить с тобой, а ты ушел, чтобы освободить меня от обязательств. Все решил сам и даже не спросил: хочу ли я? Могу ли? Кто для меня дорог и любим?

Нечестно и так больно! БОЛЬНО!

Обхватив себя руками, села на пол и зарыдала в бессилии от свалившихся на голову обстоятельств. Я предполагала все, что угодно, но только не это.

Люк ушел, чтобы не мешать мне строить жизнь с тем господином. Он увидел меня с Бюсси на набережной и посчитал, что я достойна другой, более счастливой жизни. Глупец! Ведь я была счастлива с ним! Только с ним ощутила свою жизнь и нужной, и полезной.

Что же теперь делать? Что?

Мой друг оставил холщовый мешочек, в котором кроме золотых монет, оказалось жемчужное ожерелье. Люк написал, что он хранил это на черный день, из старых не использованных сбережений. Я его свет и теперь у него не будет черных дней, а мне должно пригодиться для новой жизни. Дурачок! Какой же он дурачок! Бросил меня, откупившись, и не подумал о том, что никакие деньги на свете не заменят тепло человеческих отношений.

Я спрятала украшение и деньги в глубоком кармане на поясе моего платья, размазывая слезы по щекам, поднялась с пола, опираясь на стол руками.

Прорыдавшись, умылась холодной водой. Затем, нашла в кухонном шкафу початую бутылку местной настойки. Что-то вроде самогона и браги в одном флаконе, её я использовала для растирания Фаре во время его болезни. Впервые в жизни решила напиться до беспамятства, чтобы заглушить хотя бы на время боль души. Жидкости в бутылке осталось немного, но мне хватило.

Отпила из бутылки несколько глотков. Жгучий, обжигающий напиток мгновенно растекся по всему телу, ударил в голову, замутил сознание. Больше не отдавала себе отчета в том, что делаю. Хотелось умереть, исчезнуть, раствориться за гранью реальности. Я не могла вернуться домой, но здесь у меня больше не было сил, чтобы оставаться. Напиток принес забытье, вернее отключение от сознания, причем — полное…

Думала, что станет легче…

Не стало.

Утром голова раскололась о трель телефонного звонка.

Попробовала встать. Ноги не слушались, дрожали, будто я просидела голодом — неделю, не меньше. Голова, казалось, разделилась на несколько половинок, которые жили отдельно друг от друга. Кое-как собрала себя по кусочкам. Встала и направилась урезонить телефон, который, думалось, вот-вот разорвется на части.

— Алло!

— Катька! Ну, слава Богу! Хотела уже к тебе ехать! Ты чего так долго не подходила? — услышала я Наткин голос, который врезался в сознание дополнительной болью, принося мучение воспаленным мозгам.

— Тсс! Ты чего так кричишь?

— Я-то? Да не кричу я! Ты что забыла, мы же сегодня собирались на пляж?!

— Да? А какой сегодня день?

— Во, даешь! Суббота. Ты там чего, загуляла что-ли? Смотри у меня! Чтобы через пятнадцать минут была готова. Я выезжаю!

С Наткой спорить бессмысленно, поэтому я не стала упираться и поползла в ванную — приводить себя в божий вид.

Словно дежавю проплыло где-то на загривках сознания мое отображение в зеркале. Бледная, зеленая муха — по имени Катя.

— Здрасте! Неприятно познакомиться! — похихикала себе и показала язык.

Что было со мной до звонка подруги, я не помнила напрочь, будто меня вынули из действительности, а потом через время поместили обратно, притом совершенно забыли сообщить, что я успела натворить за время отсутствия.