Счастье всем, но не сразу: сверхпопулярная типология личности

В DSM-II (1968) выражались уже более уважительно: истерическая личность определялась как паттерн поведения, «характеризующийся возбудимостью, эмоциональной неустойчивостью, чрезмерной реактивностью и демонстративностью… Эти люди незрелы, сосредоточены на себе, часто тщеславны и сильно зависят от других». Концовка, разумеется, тенденциозна, да и слово «истерия» неподобающе вульгарно по отношению к смелому, умному, в меру упитанному мужчине в цвете лет.

Партия Карлссона добилась пересмотра: в DSM-III (1980) термин «истерия» вообще не используется, а приводятся критерии гистрионного расстройства личности. Ну что ж, «гистрионное» звучит красиво и благородно, а «расстройство» – это не к Карлссону.

Наконец, в DSM-IV (1993) в разделе о театральном

расстройстве личности «подчеркиваются актерские аспекты истерического характера в ущерб другим не менее важным чертам» [3, c.396].

– Ладно, – говорит Карлссон, – всем в мире известно, кто лучший в мире актер («Конечно ты, Карлссон!» – говорит Малыш), а за «ущерб» DSM-APA ответит – мало не покажется, потому что

“ – Ты ведь сам знаешь, есть три способа: ретировать, фигурить и филюрить. И я думаю все три использовать” [15, c.403].

5. «… Самый больной на свете»

“ – Неужели тебе хочется заболеть? – удивился Малыш.

– Да ведь этого хотят все люди. Хочу лежать в постели с высокой температурой. Чтобы ты спрашивал, как я себя чувствую, а я отвечал бы, что я самый больной на свете. Чтобы ты спрашивал, не хочу ли я чего-нибудь. А я буду отвечать, мол, я так сильно болен, что не хочу ничего… разве что много тортов, целую гору пирожных, шоколада и большую кучу конфет” [15, c.60].

Разумеется, Карлссон – функциональный «истерик» – не болен. Просто устанавливает интенсивный «теплообмен» с окружением: требует тепла (внимания, любви, эмоций) – но и платит тем же. Вопреки утверждению посла Швеции, он всё-таки угощает Малыша булочками, правда, сворованными из его же кухни, у Домокозлючки. Но иначе Малышу не видать бы этих булочек; к тому же Карлссон заплатил за них, как обычно, 5 эре, потому что он – самый честный в мире!

А вот если Карлсон все-таки заболеет гистрионным расстройством личности

(ГРЛ), то с ним будет очень трудно даже Малышу. К сожалению, такое случается с этими солнечными людьми. Непереносимые (для «истерика») жизненные обстоятельства, серьёзная болезнь или просто старость превращает излучающего радость, энергию и отвагу человека в нервное, ноющее, всего боящееся и от всех зависимое существо: энергоемкие креативные функции угнетены, защиты не справляются – и на передний план выходит аффект тревоги.

ГРЛ – исторически первый объект психотерапии в форме психоанализа, но утверждение Мак-Вильямс, что “стандартное психоаналитическое лечение

[перенос, свободные ассоциации, интерпретации, и т. д. – ЕЧ] …все еще остается предпочтительным” [3, c.408], похоже, определяется все-таки профессиональными предпочтениями автора. Да, пациенты с ГРЛ легко идут на контакт и устанавливают отношения переноса, поэтому психотерапевтические техники можно задействовать вовсю – но насколько они полезны для самого пациента? В истерической диссоциации (отец-насильник) запутался сам Фрейд, и где гарантия, что «фантазийная псевдологика» по другому поводу не запутает психоаналитика обычного уровня?

Слабое место гистрионных людей – эмоциональная жизнь, не контролируемая рациональной. Будучи захлестнуты чувствами (в норме – радости, в патологии – тревоги), они плохо понимают и людей, и самих себя. И поэтому более оправданной кажется концепция когнитивной психотерапии: “мы должны учить истериков думать, а пациентов с навязчивыми мыслями чувствовать (Allen, 1977)” [1, c.303].

Парадокс в том, что рациональный подход к психологической реальности совершенно не свойственен пациенту с ГРЛ: больной приходит врачу фактически без базы, на основе которой ведётся когнитивная терапия. Мораль: и когнитивная, и психоаналитическая терапия должны быть достаточно гибкими, чтобы пациент с ГРЛ не убежал, испугавшись интенсивности переноса, с одной стороны, или кажущейся враждебности (холодности, бесчувствия), с другой.