Счастье за диваном (СИ)

— Насть, за тысячу вот эту чёрненькую отдашь? — Марья Ивановна выхватила второй экземпляр из рук мамы и спрятала на своих коленях под спускавшейся со стола скатертью.

— Разве мама не предупреждала о цене? Я вам за тысячу могу от шапки только помпон отстегнуть, и то считайте, дешевле себестоимости отдам.

— Настя, почему ты меня позоришь перед коллегами? — Мама не выдержала и взмахнула рукой от негодования, задев чашку с горячим чаем.

Та опасно накренилась и завалилась на бок, расплескав напиток на скатерть, на юбку гостьи и на бедную, ни в чём не повинную шапку. Марья Ивановна вскочила с места, сбросив изделие с колен на пол.

— Валюш, ты, конечно, извини, но Настька у тебя совсем от рук отбилась, — причитала химичка, вытирая свой наряд кухонным полотенцем по дороге до прихожей. — Я еще в восьмом классе-то сказала, что толку из нее не будет, как только Лёшка за ней ухаживать стал, а она крутила перед ним своим хвостом и ничего не стеснялась. И ведь права была, ох, как права! А шапку мы сами купим, — продолжала она, натягивая тяжёлое пальто с воротником, отороченным лисьим мехом, — в Детском Мире, в новом торговом центре. Там этих шапок навалом, а вот репутацию уже не вернёшь.

С этими словами за ней захлопнулась дверь, и наступила зловещая тишина.

___________________

Всем привет!!! Хочу сказать огромное спасибо за вашу поддержку этой истории. Это очень приятно и я надеюсь, что вам будет интересно с нашими героями и дальше.

А пока у нас состоялся (и пока еще не закончился) такой вот диалог с мамой героини. Она не самая приятная женщина и определённо ещё сыграет свою роль.

Спасибо за ваши комментарии, библиотеки и звёздочки! Это очень вдохновляет меня писать продолжение)))

Всех обнимаю!

Глава 2.3

* * *

Тонкая струйка чая всё ещё стекала на пол и падала прямиком на мой труд. Я быстро наклонилась и подняла отяжелевшую от влаги шапку с тоской отмечая, что помпон оказался смятым и промокшим, а пряжу использовать на продажу после такой катастрофы мне не позволит совесть.

Ладно, ничего страшного, свяжу себе что-нибудь на весну, а помпон высушу и к Сашкиной приделаю, если он, конечно, сильно протестовать не будет.

— Что ты натворила, а? — Мама, которая наконец-то отошла от шока, вернулась на кухню. — Это же твоя учительница и первая сплетница в школе. Ты понимаешь, что теперь люди скажут?

Еще пару лет назад эти слова действительно могли бы пристыдить меня за грубое поведение, но из раза в раз ситуация повторялась. Мамины подруги-просительницы становились всё наглее и считали, что я была всем вокруг обязана, лишь потому, что они меня учили уму разуму целых десять лет, а я опозорила школу и их колоссальный труд на глазах у всего города.

Моя броня толстела, ответы на все претензии становились если не откровенно хамскими, то завуалированно невежливыми, а до мамы никак не доходило, что помыкать мною как прежде больше не получится.

— Я понимаю, что тебе в очередной раз очень захотелось меня унизить. Это всё.

— Ах, ты, — она замахнулась, но я сделала шаг назад, и рука лишь полоснула по воздуху, — неблагодарная!

— Такой ты меня и вырастила. Прости, но спасибо тоже говорить не стану, уж как есть.

Оставаться тут мне было незачем. Разговора по душам снова не выйдет. Наскоро сунув ноги в угги и накинув пуховик, я подхватила рюкзак и вышла из родительского дома, не прощаясь. Впрочем, дверью тоже хлопать не стала. Не умела я прощаться громко и скандально, всё еще надеясь на возможное перемирие между нами.

У родителей я пробыла недолго, возможно, около пятнадцати минут, а казалось, что целую вечность. В куртке раздался звонок мобильника. Сашка позвонил предупредить, что уже вернулся домой и кушает, а потом будет собираться на тренировку.

Удивительно, что в восемь лет мой сын уже был таким самостоятельным мальчишкой. Я всегда была дома у него на виду, и он мог в любой момент обратиться за помощью, но начиная с пяти лет, он почти все поделки для сада делал сам. Они получались смешными и не очень аккуратными, часто разваливались и расклеивались, но он упорно продолжал всё делать самостоятельно.

То же самое повторилось и с первого дня школы. Я проверяла его уроки, иногда находила ошибки и предлагала ему помощь, но он лишь кивал головой и никогда ни о чём не спрашивал.

Мне было жаль своих родителей, которые так и не смогли полюбить внука, и в тоже время я была бесконечно рада, что у меня был брат, готовый тратить на племянника всё своё свободное время. Я подозревала, что от него он и научился этой политике «Я всё могу сам», но жаловаться не имела права. У нас не было никого кроме Ильи.