Евгений Ломакин

Счастье железного человека

– Пап, а у страусов два пальца?

– Четыре.

– Нет, два.

– На каждой ноге по два, а всего четыре. Но если не веришь, сегодня посчитаем.

Всю последнюю неделю Олежка только и говорил что о поездке на страусиную ферму. Вот так, семьёй, уже давно никуда не выбирались, поэтому Николай и сам был рад предстоящему приключению. Он повернулся к зеркалу, перед которым брился, и вздрогнул.

Вместо собственной физиономии, покрытой пузырчатой воздушной пеной, он увидел лицо старшего сына, Сергея. Верхняя губа у него почему-то была разбита и кровоточила, правую сторону скрывала багровая пелена, странная завесь, за которой было не видно таких знакомых и таких родных черт. Мальчишка кривил губы, будто хотел что-то сказать, но никак не мог.

Тогда Семакин-старший зажмурил на секунду глаза, с силой сжал веки, так что в черноте вспыхнули бензиново-радужные искорки, а когда открыл, мир снова втиснулся в привычные рамки субботнего утра. Из зеркала на него глядел подтянутый, мускулистый мужчина, который в свои сорок давал фору двадцатилетним по подтягиваниям и отжиманиям. Он провёл рукой по лбу, смазав капли пота, остро сверкнувшие разбитым стеклом, потом по голой груди, слегка похлопывая и как бы отгоняя незваный морок.

На кухне весело напевала Танюша. Хлопотала, накрывая на стол и вплетая в квартирный воздух ароматы яичницы и поджаренного до хрустящей корочки, как он любил, хлеба. Николай, торопясь, доскреб щетину, вывернул кран в сторону голубой отметки и склонился над раковиной, подставляя голову под тугую струю. Затем хлестнул в себя пригоршнями ледяной воды и вышел из ванной. Мимо один за другим прошмыгнули сыновья, привлечённые аппетитными запахами.