Счастливая женщина и как ею стать

Она обратилась с жалобами на страх перед замкнутым пространством. В любом помещении, где она видит ограниченные конструкцией объемы, у нее появляется нестерпимое желание выскочить, бежать. «Такая в душе паника и страх, что лучше не искушаться, заранее обходить – на авось ну никак не получается». Это клаустрофобия (клауструм – закрытое место, фобия – боязнь, страх). Когда кто-то рядом, страха-паники нет, все нормально. Из-за тягостных этих ощущений, например, в слякоть, гололед, тащит на руках пятилетнюю дочь в соседний магазинчик – сама зайти не может.

К врачам не обращалась, считая все эти фобии чертами характера, блажью – в согласии с общим мнением знающих ее.

Высокая, спортивная (в прошлом пловчиха, кандидат в мастера). Внешность привлекательная, сразу же окружена интересом к ней мужской части санаторного отделения. Некоторая чрезмерность в кокетстве и желании нравиться.

Чем-то лечу, что-то пытаюсь делать. Результаты неутешительны.

Понимаю, что без психоаналитического подхода проблему не решу – за ее хорошенькой головкой тоже явно просматривается грустный Зигмунд Фрейд.

Все время стараюсь дистанцироваться: перенос психологических ориентиров, готовность к неформальным контактам у Тани в полном объеме – врач, приятный во всех отношениях, так понимает ее душу и пр. и пр. (Помните чеховского доктора Топоркова из «Цветов запоздалых»? Вспыхнувшее чувство к своей пациентке и потрясающее открытие чужой души – это ведь и есть котрюбертрагунг, ответное перенесенное по Фрейду, сладчайшая боль и горечь судьбы...).

...Все так же: я за изголовьем, свободный поток ассоциаций, комфортная обстановка, полное доверие и понимание.

Сеансы ежедневны, она их ждет и готовится: смены нарядов, причесок. Особенно поначалу. Итак, сокращая технические подробности и ассоциативные загадки, пробелы, неожиданные находки.

Мужа своего, Павла, ненавидит

. Даже не то слово, это какой-то сложный микст ощущений, где основные – неприятие его, антилюбовь, антипонимание, антидружелюбие, антижелание. И все нужно скрывать. Потому что такому мужу ножки мыть и юшку пить, это все знают. Шахтный инженер, грамотный, заслуженный. Не пьет, не курит. Сам дома стирает по воскресеньям, во дворе белье развешивает. Готовит. Если смена вечерняя, и на базар утром сбегает.

...А все началось с кризисной ситуации у Тани и всяких жизненных обид. Она тогда не раздумывала долго – согласилась, и все.

Первая близость была ужасной. Никакой любви, игры, обольщения. Просто взял, что-то там сделал сквозь боль и – уснул.

И так повторялось много раз.

Она ждала этой близости, как наказания розгами. И лежа под ним, все думала: ну когда же он кончит? Он тут же засыпал рядом, а она кусала в кровь губы и до утра не спала. А Павел резво бежал на базар или после зарядки торопился на работу. Она вставала разбитой, раздраженной, взрывной.

Вот тогда появился страх замкнутого пространства – уже лет шесть.

Все становилось на свои места – причины, следствия. От стихии ощущений и страхов ситуация переходила в прагматические проблемы: что делать?

Я сказал однажды, что ей не хватает греха, чувства вины за грех – вот тогда простятся грехи Павла перед ней.

Она выписалась. Перешла работать из школы для детей с психическими задержками (Таня – дефектолог) тренером в плавательный бассейн. Она была высокая, стройная, в голубом тренерском костюме с хронометром на голубой ленте. И рядом случился тоже тренер в голубом спортивном костюме, высокий, стройный, с хронометром на ленточке.

Когда их роман перестал быть тайной, высокий стройный тренер перешел в другой бассейн (семья дороже...). Но в Тане к тому времени уже произошел перелом.

Я был прав: она стала терпимее, мягче, ей в структуре отношений с мужем все было ясным – она знала, что может получить в жизни и чего не может.

И исчезла клаустрофобия... стерлась, перестала звучать и – исчезла.

Здесь уместен стих Марка Луцкого о представлениях великих евреев о сути человеческого счастья: