Читаем Счастливая жизнь для осиротевших носочков полностью

Оттолкнув его, бросаюсь к выходу, расстегиваю молнию и в одном нижнем белье выбегаю на деревянную площадку. Дыши, Алиса. Чувствую, как по щекам текут слезы. У меня больше никогда не будет права на нормальную жизнь. Дыши, Алиса. Сердце колотится в груди с пугающей скоростью. Чувствую, как на плечи ложится легкое покрывало, и только тогда понимаю, что дрожу от холода. Джереми осторожно укутывает меня в покрывало, не касаясь руками.

– Нам необязательно ничего делать, – говорит он. – Все будет хорошо.

Его голос звучит серьезно и успокаивающе. Киваю, но не могу справиться с рыданиями и, как заезженная пластинка, в панике повторяю:

– Прости, мне очень жаль, прости…

– Тебе не за что извиняться.

Поколебавшись, Джереми осторожно притягивает меня к себе и обнимает. Воздух врывается мне в легкие с силой потока, разрушающего плотину. Я снова могу дышать. Я стою там, в трусиках и лифчике, закутанная в покрывало, и рыдаю у Джереми на плече. Он гладит меня по волосам, тихо повторяя, что «все будет хорошо». Ложь. Из тех, которую говорят детям, чтобы успокоить и рассеять их печали.

Тем не менее я чувствую, как судорожно сжатые мышцы спины постепенно разжимаются и мое дыхание становится более ровным. Я удивляюсь тому, что нахожу столько утешения в объятиях Джереми, потому что иногда он кажется невероятно холодным и отстраненным. Проходят долгие минуты, а потом Джереми говорит:

– Ты простудишься. Пойдем внутрь. Или если хочешь, я провожу тебя до твоей палатки…

После этой дурацкой панической атаки мне меньше всего хочется оставаться одной.

– Пойдем внутрь.

– Ложись под одеяло, – говорит он, застегнув молнию. – Замерзнешь.

Все еще в нижнем белье, проскальзываю под одеяло и натягиваю его до подбородка. У меня зуб на зуб не попадает. Джереми садится на край постели и невозмутимо смотрит на меня. Интересно, о чем он сейчас думает? Наверное о том, что я сошла с ума и он не знает, как от меня избавиться…

– Хочешь поговорить? – спрашивает Джереми.

– О чем?

– Не знаю… Ты кого-то потеряла, верно?

Его прямота меня обескураживает. Нет, я не хочу говорить. Возможно, при других обстоятельствах я бы и согласилась, потому что Джереми не похож на проходимца. Он кажется честным, а честность встречается сейчас настолько редко, что приравнивается к великой ценности. Но я не могу. Если он узнает, что я сделала, то потеряет ко мне интерес и едва ли удостоит меня состраданием. Не знаю, почему, но мне ужасно не хочется его разочаровывать.

– Нет. Просто иногда у меня случаются панические атаки. – Мой голос звучит резче, чем мне бы хотелось. – Вот и все. Прости, что испортила тебе вечер.

Джереми кивает, надевает футболку и джинсы.

– Ты ничего не испортила. Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм?

На мгновение теряю дар речи. Я совсем не ожидала, что он предложит мне посмотреть фильм, и спокойствие, с которым он это сделал, странно успокаивает.

– Но ведь здесь нет телевизора…

– У меня с собой айпад.

Поколебавшись секунду, спрашиваю:

– А какие фильмы у тебя есть?

Джереми берет лежащий на постели планшет и прокручивает список скачанных фильмов. Похоже, он полностью взял себя под контроль: дыхание выровнялось, и от былого возбуждения не осталось и следа. Подтягиваю колени к груди. Сколько бы я ни смотрела на Джереми, мне не прочитать его мысли. Но, несмотря на его немногословность, с ним мне спокойно. У меня нет этому объяснения.

– Итак, у меня есть «Реквием по мечте», все части «Матрицы», «Шестое чувство» и «Холодное сердце».

– «Холодное сердце»? – переспрашиваю я, выгнув бровь.

– Некоторые дети не выходят на улицу без соски или любимой игрушки, а у Зои периодически возникает неконтролируемая потребность посмотреть какой-нибудь отрывок из «Холодного сердца».

– Не надо оправдываться дочкой, я тебя не осуждаю. Ты имеешь полное право любить «Холодное сердце», – говорю я чуточку насмешливо.

Джереми изгибает губы в слабой улыбке.

– Мы можем скачать то, что ты хочешь. Только скажи.

– Никакого пиратства! За любое произведение нужно платить, иначе скоро не будет ни фильмов, ни книг, ни музыки…

– Как скажешь, борец за добро и справедливость. Что тогда будем смотреть?

– «Холодное сердце». Остальные фильмы либо слишком грустные, либо страшные.

– Неужели?

– Да.

У Джереми в глазах появляется уже знакомый мне веселый блеск. Он включает мультик, передает мне планшет и ложится на одеяло, оставляя между нами безопасное расстояние в десять сантиметров. Это меня успокаивает. Чувствую, как шея расслабляется, и опускаю голову на подушку.

– Мне нравится, – зевая, говорю я через полчаса. – Эти девушки посмышленее Белоснежки или Золушки.

– Да. Думаю, именно поэтому маленьким девочкам такое нравится. По крайней мере, Зои.

То ли меня трогает нежность, с которой Джереми произносит имя своей дочери, то ли дело в чем-то другом, но я осторожно преодолеваю разделяющие нас десять сантиметров и опускаю голову ему на плечо. Не говоря ни слова, Джереми кладет руку мне на затылок и поправляет на мне одеяло. Через некоторое время я засыпаю, чувствуя исходящий от него запах марсельского мыла и кедрового дерева.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Известный французский писатель и ученый-искусствовед размышляет о влиянии, которое оказали на жизнь и творчество знаменитых художников их возлюбленные. В книге десять глав – десять историй известных всему миру любовных пар. Огюст Роден и Камилла Клодель; Эдвард Мунк и Тулла Ларсен; Альма Малер и Оскар Кокошка; Пабло Пикассо и Дора Маар; Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн; Сальвадор Дали и Гала; Антуан де Сент-Экзюпери и Консуэло; Ман Рэй и Ли Миллер; Бальтюс и Сэцуко Идэта; Маргерит Дюрас и Ян Андреа. Гениальные художники создавали бессмертные произведения, а замечательные женщины разделяли их судьбу в бедности и богатстве, в радости и горе, любили, ревновали, страдали и расставались, обрекая себя на одиночество. Эта книга – история сложных взаимоотношений людей, которые пытались найти равновесие между творческим уединением и желанием быть рядом с тем, кто силой своей любви и богатством личности вдохновляет на создание великих произведений искусства.

Ален Вирконделе

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография