Счастливая звезда (Альтаир)

Тимофей молчал. Ему не хотелось огорчать старика, к тому же противное чувство самосохранения подсказывало, что не стоит ссориться с начальством. Бабкин был доволен его отношением к себе и не желал другого. Кроме того, хоть и небольшой у Бабкина жизненный опыт, но и он предупреждал, что часто из-за пустяковой неосторожности, необдуманного слова человек может серьезно пострадать.

— Я плохо разбираюсь… — старался увильнуть Тимофей от прямого ответа.

Дерябин возмутился:

— А ты, друг, не юли! В чем это ты не разбираешься? Кому-кому, а Бабкину должно быть известно, необходима батарея или нет! Доложи своими словами, ежели потребовалась твоя консультация.

Отступать было невозможно, Тимофей краем глаза взглянул на начальника. На губах совершенно непонятная улыбка, а брови сердито сдвинуты. Кто его знает, что у него на уме, какие планы?.. Почему он так настаивает?

— Батарея все-таки нужна, — вымолвил техник, стыдливо потупившись.

Поярков недоуменно пожал плечами.

— Обойтись нельзя?

— Я так думаю. — Бабкин еще ниже опустил голову.

— Ты это всерьез? — спросил Дерябин и от неожиданности присел на корпус двигателя. — Как нельзя обойтись?

Ничего не понимал Тимофей. Чем же расстроен начальник? Разве не такого ответа он ждал? Бабкин расстегнул воротник. «Как жарко в этой проклятой трубе! От солнца, наверное, раскалились стенки. Нет, не обманывай себя, Тимофей, здесь прохладно, но ты как в огне… от стыда».

Борис Захарович во всем доверял новому технику. Приборы, которые он устанавливал в отсеках летающего диска, разрабатывались в девятой лабораторий. С ними Дерябину еще не удалось как следует ознакомиться — времени не хватало. За короткий срок Бабкин показал себя как нельзя лучше. У него были знания, практика, разумная инициатива, искренняя любовь к своему делу, примерная дисциплина. Короче говоря, начальник второй лаборатории Дерябин мог гордиться своим помощником. Этот парень не подведет.

Вот почему у Бориса Захаровича не было оснований сомневаться в правильности утверждения Бабкина. В девятой лаборатории он долго возился с новыми, мало знакомыми Дерябину аппаратами, сам придумал схему электронного прерывателя. А если так, то кто же должен знать лучше Бабкина, нужна ли при установке этой аппаратуры дополнительная батарея?

Старый специалист понимал, какие странные и неприятные явления — вой, свист, трески — могут возникнуть в приемниках и разных электронных схемах, когда они все связаны общим питанием. Видно, Бабкин этого и боялся. Недаром появилась отдельная батарея.

— Ну, значит, не судьба, — помолчав, сказал Борис Захарович и, как всегда, чтобы успокоиться, стал протирать стекла очков. — Не повезло нам, товарищ Пичуев. — Он обернулся назад и, не видя его, крикнул в темноту: — Да где же вы?

Вячеслав Акимович стоял поодаль, чувствуя себя лишним в разговоре о дополнительной батарее. У противоположной стороны двигателя еле различалась плотная фигура его конструктора. Так же как и представитель телевизионного института, он молча выжидал, чем кончится спор. И тому и другому хотелось получить согласие Пояркова на то, чтобы дополнительно нагрузить летающую лабораторию. Впрочем, сейчас уже не было никакой надежды, коли речь шла о пустяковой батарее, весом в полсотни килограммов.

Пичуев появился из темноты, и Борис Захарович представил его Пояркову.

При упоминании о телевидении лицо конструктора болезненно передернулось.

— Успокойтесь! — Борис Захарович похлопал его по плечу. — Миллионы будущих телезрителей претендуют всего лишь на сто килограммов.

Поярков нетерпеливо застучал ногой по звенящему полу.

— Может быть, они вам подсказали, какую аппаратуру снять? Не обойдутся ли они без метеоприборов вашей лаборатории? Тогда — пожалуйста! Мне все равно.

— Шутки в сторону! — Дерябин вынул из кармана блокнот. — Я шел сюда с готовыми расчетами. Думал, что удастся сократить вес всего нашего хозяйства. Например, убрать дополнительную батарею, заменить мощный генератор и еще кое-что по мелочам. Глядишь, и выгадаем сотенку…

Приподняв колючие брови, Поярков наморщил лоб.

— Новое дело! Чего же вы артачились, когда я сам предложил выбросить батарею?

— В том-то и загвоздка. — Борис Захарович перелистывал блокнот. — Эта батарея висит у меня камнем на шее. Если ее выбросить, то придется заново возиться с регулировкой. Не успеем.

Бабкин слушал этот разговор, чувствуя, как у него отнимаются ноги. Он понимал, что следует сейчас же признаться: «Произошла ошибка, не судите строго. Батарею я зря сюда затащил, для перестраховки. Потом побоялся возразить начальнику, хотел угадать его мнение, но и тут ошибся…» В голову лезли всякие дипломатические уловки и хитрости. «Можно предложить испытания аппаратов без батареи и при этом, что совсем нетрудно, найти хоть маленькую неполадку, — думал он. — Тогда надо заявить, что именно такой пустяк и заставил меня осторожничать… Нет, как же это я, комсомолец, — и вдруг обманщик, трус? С ума сойти можно!»

— Батарея… не обязательна, — наконец прошептал он пересохшими губами. Она на всякий случай…