Счастливые, как боги...

Володя продолжает переодеваться, перед зеркалом вертеться. Потом садится, встает, ходит по комнате, в окно выглядывает. Опять садится. Книжку берет, начинает читать, но никак не читается. Выходит снова па улицу. Опять, облокотясь о штакетник, закуривает. Снова видит совсем близко Алю. Он бросает недокуренную сигарету и достает новую. Прикуривает от зажигалочки. Курит независимо, не глядя на приближающуюся Алю. А она в белоснежной блузке с коротким рукавчиком, легкие волосы на плечах. А он в белой рубашечке, ворот расстегнут. Что-то между ними есть общее, оба они выделяются в простом грубоватом деревенском мире.

— Здравствуйте, — говорит она, остановившись перед Володей.

— Привет, — отвечает Володя, слегка ломая красивый рот в иронической улыбке.

— А вы совершенно не похожи на Костю, — говорит Аля и, не дождавшись ответа, проходит в дом. Она сказала это абсолютно серьезно, без всякой игры в глазах, без улыбки. Но в эти короткие минуты, когда Аля остановилась перед Володей, когда они обменялись приветствиями, мы невольно подумали: вот и попались они друг другу.

На кухне встретила ее мать Володина.

— Алечка! Здравствуй, проходи.

— Здравствуйте. Как больная?

— Ох, больная. Помру, говорит, Аля не идет чтой-то.

Хозяйка провожает Алю в комнату и кричит матери, которая лежит в боковой комнатушке:

— Мама, Аля пришла, слышишь?

— Мне бы руки помыть, — говорит Аля, поставив на стул свою сумку.

— Вовка! — кричит хозяйка, а Вовка уже па крыльце стоит. — Полей на руки доктору!

Во дворе Володя поливает Ало на руки, полотенце подает.

— Спасибо, — говорит Аля и уходит.

В боковушке она присаживается на стул возле кровати больной.

— Как чувствуете себя, бабушка?

— Было хорошо, теперь похуже, укол нужен. Больно уколы твои, Аля, помогают. Раньше-то не помогали, не любила я уколов, а твои прямо как па живой воде сделаны. И рука у тебя легкая.

Аля улыбается.

— Вот сейчас, бабушка, мы и сделаем укольчик, на живой воде. — Она достает из сумки приготовленный шприц, уложенный в стерилизатор.

А в горнице Володя положил на белую скатерть книжку, читает. И, конечно, прислушивается к боковушке. За дверью слышны голоса. Пришли отец и Костя.

— Отец, ты как на тракторе въехал, керосином от тебя несет, брось в сарай шмотки свои, переоденься, и ты, Костя, сапожищи сними, а то у нас Аля.

— Аля? — это Костин голос.

А Володя читает.

— Спасибо, Алечка, — слышно из боковушки.

— Поправляйтесь, бабушка. — И Аля выходит от бабки в горницу.

А из кухни, которая есть собственно сени, появляется Костя. Он бос, выцветшая рубашка навыпуск, полузастегнута. Входит он подчеркнуто небрежной походкой: он дома. Вслед за Костей мать входит.

— Костя, — говорит она, — босяк босяком, рубашку распустил, на кого похож? Погляди на брата, прибратый, чистенький. Алечка, ты не уходи, ужинать с нами, чай пить.

— Спасибо, я пойду.

— А мы тебя не отпустим. Сыны! Не отпускайте Алю, а я соберу сейчас.

Между прочим, Алимы глаза радуются, когда она здоровается с Костей. От Володи они как бы укрываются.

Костя небрежно здоровается с Алей и к Володе:

— Иди отцу слей и корову загони, рассчитался тут.

Володя хмыкает свысока, как старший, но почему-то встает, уходит загонять корову и отцу поливать па руки.

За столом Володя и Аля сидят друг против друга. Посредине стола самовар. В мисках вареные яйца, творог, холодная курица, зеленый лучок, огурцы и мед.

Хозяйка Але пододвигает тарелку, угощает.

— Нет, я не буду, мне не хочется. Чай выпью.

Наливают чай, мед ставит хозяйка перед Алей. Хозяин говорит:

— Мед майский, лучше майского меду не бывает.

— Спасибо. — Аля немного стесняется.

— А ты что? — спрашивает мать Володю. Он тоже не прикасается к еде.

— Не хочу. Давай чаю, — отвечает Володя.

— Городские, — с издевкой говорит Костя. — Хочу, не хочу. Не хочешь — пошел из-за стола.

— Ну, ты не расходись, — осадил Костю отец. Костя подчеркнуто замолчал, рвет курицу, ест, яйцо бьет, очищает, ест.

А мы опять думаем, что вот Аля и Володя — ну совершенная пара. Хотя отец и переоделся в чистое, лицо его грубое, руки грубые, мать тоже деревенского грубоватого вида, Костя нарочито расхристан, и только Аля и Володя — совершенно тут как гости, из другого мира. Оба пьют чай.

— Городские, Костя, ничуть не хуже деревенских, — Аля говорит. — Я родилась в поселочке, а училась в городе. Ну и что? И там люди хорошие.

— Когда спят, — буркнул Костя.

— Нет, не только, — возражает Аля.

— А где же твой поселочек? — спрашивает мать.

— В Горьковской области.

— Не далеко, — заключает отец. — Со-седи. Родители там?

— Мама и папа дома, тоже в совхозе.

— Ну а ты, Алечка, долго ль думаешь продержаться у нас? — мать спрашивает.

— Как продержаться?

— Ну как? За два года у нас три таких было, повыходили замуж, уехали.

— Замуж я не собираюсь. Уезжать тоже не собираюсь.

— Увезут на мотоцикле, — Костя говорит довольно грубовато.

— Кто-о?

— Женихи, — ответил Костя и покосился на Володю.

— У меня, Костя, уже есть жених, никто меня не увезет.

Лицо у Кости сразу изменилось, на Алю чуть ли не испуганно смотрит. И Володя исподлобья взглянул. Усмехнулся.