Счастливый доллар

– Смотри, раскроешь рот про этого, узнают и про Олега.

Это понятно. Но оставался один вопрос, который беспокоил Семена куда сильнее угроз.

– А Варенька? С нею что?

– Найду и разберусь.

А оказалось, в этом нет нужды. Случайный репортаж, знакомое лицо и вместо облегчения – убийца мертва – необъяснимая тоска.

Он не позволил снять платье, сказал:

– Ты в нем красивая, как будто из сказки. Ты любишь сказки?

Марина кивнула.

– Они все заканчиваются хорошо. Они жили долго и счастливо… на самом деле ложь, – ее похититель сидел на кровати и смотрел на Марину. Любовался. И в глазах его собственное отражение казалось прекрасным. Почти таким же прекрасным, как и в зеркале.

Что с ней происходит? Нужно бежать.

Нужно что-то сделать, но… она просто сидела. Слушала.

– На самом деле, когда заканчиваются приключения, героям быстро становится скучно.

Он симпатичный. И ласковый. И украл ее, потому что хотел спасти. Он сам рассказал Марине о том, что убил кого-то, чтобы ее спасти.

Это любовь? Если так, то он любит ее сильнее, чем кто бы то ни было прежде. И платье купил.

– Время идет. Привязанности слабеют. Гниют, как нитки на старой одежде, и вот уже она трещит по швам… главное, не пропустить момент, когда дыра появится.

– Чтобы зашить?

Собственный голос похож на шелест.

– Нет, милая, чтобы разорвать. Раз и навсегда. А когда умрет старое, появится новое. Например, ты. Навеки вместе? – спросил он. Когда успел оказаться здесь? Сидя на коленях, заглядывает в глаза. Протягивает коробочку алого бархата. Просит: – Открой.

Ткань сухая. Синтетически-жесткая. Колется. А замочек не поддается. Случайное прикосновение к его пальцам обжигает.

Нет! Не поддавайся.

Да. Ты же этого хотела. Чтобы любовь и до гроба. Чтобы кольцо полыхало холодной радугой в мягкой пасти шкатулки.

– Это тебе.

– Спасибо, – Марина надела кольцо и, преодолев отвращение, коснулась щеки похитителя. Какой же он горячий. Не заболел ли?

– Тебе ведь нравится, правда? Мне очень хотелось, чтобы оно тебе понравилось. Теперь мы вместе, да?

У него, все еще стоящего на коленях перед Мариной, глаза цвета мутного городского льда. И в них такая боль, которую описать невозможно. Сжимается сердце. Сжимается его рука на ее колене, сгребая хрупкую ткань в горсть.

Он… он хороший. Он не сделал ничего дурного. Он спас Марину от тех, других. А что убил… она же не видела, чтобы он убивал, и, значит… значит, этого не было. Ничего не было.

– Совсем скоро мы уедем. Ты и я. Я и ты.

– Сегодня?

– Не знаю. Орел или решка? – Серебряная монета взлетела с его ладони и, упав, потерялась в складках Марининой юбки.

Все-таки он немного сумасшедший, если гадает, вместо того чтобы просто принять решение.

Бланш

Разговор, которого не было

Прижали нас возле Канзас-сити. Владелец ли кемпинга нас сдал или обслуга – не знаю. Знаю, что однажды вечером в дверь постучали и потребовали открыть.

Простите, мистер, мне тяжело говорить. И тяжело вспоминать.

Стрельба началась почти сразу. Я думаю, что они очень не хотели упускать нас и поэтому решили, что лучше мертвый, чем живой. Но Клайд каким-то чудом подогнал машину к станции, и у нас с Баком появился шанс выбраться.

– Беги! – крикнул Бак, выталкивая меня из дверей. Следом поверх головы загрохотали выстрелы. А потом и они смолкли: Бак побежал за мной.

Вдруг стало очень тихо.

Я слышала свои шаги и дыхание Бака. Я слышала щелчки затворов и шипение горячей гильзы, упавшей в лужу. Я слышала скрежет взводимого курка.

И выстрел.

Один-единственный выстрел, отобравший у меня последнее, ради чего оставалось жить. Бак упал. Я закричала и кинулась к нему. Мне было плевать, что я сама стала мишенью…

Я подняла его, потащила к машине, уговаривая, что уже недалеко, умоляя Господа дать еще немного времени.

Вышло. Мы дошли. Я втащила Бака в автомобиль, села рядом, обняла, прижимая его голову к груди, уверенная, что сейчас по машине откроют огонь, и снова угадала.