Счастливый оборот

Белопольцев пошарил в карманах и обнаружил лишь две смятые десятки и одну новенькую пятерку.

— На двадцать пять рублей! Все, что у меня есть при себе. И уходи, пожалуйста Мне доклад надо кончать, и тоже опаздываю!..

— Ты что, очумел? — с искренним недоумением сказал Слава Котиков. — Какой может быть доклад, когда тут артист пропадает! Ты что, хочешь, чтобы она меня в милицию отвела? Меня, Ростислава Котикова?! Ты что, этого хочешь, заведующий отделом театров?!

— Правильно сделает, если отведет тебя в милицию!

— Ах, вот как вы заговорили, Григорий Петрович! Тогда все ясно Одним холодным бюрократом на свете стало больше! Прощайте, товарищ Белопольцев!

Слава Котиков гордо поднял плечи и вышел, сильно хлопнув дверью.

Белопольцев сел за стол и попытался снова заняться докладом, но сосредоточиться не мог: в голове была каша, мысли путались. Зазвонил телефон. Леночка, секретарь начальника управления, сказала в трубку, что Петр Иванович спрашивает, как с докладом, просит зайти к нему.

Когда Белопольцев вошел в приемную начальника управления, он увидел сидящих рядом в креслах для посетителей Славу Котикова и официантку. С тем же каменным лицом она глядела прямо перед собой, и вся ее фигура по прежнему выражала непреклонное упорство.

Белопольцев отступил в коридор и оттуда поманил к себе пальнем Славу. Тот вышел к нему И сейчас же в коридоре появилась официантка и заняла удобную для наблюдения позицию. Повернувшись к ней спиной, заведующий отделом театров нежно взял Славу под руку и, деланно улыбаясь (чтобы проходившие по коридору сотрудники ничего не заметили), сказал свирепым шепотом:

— Сию же минуту уходи из управления!

— И не подумаю! Я записался к «нему» на прием. И я «ему» все скажу!

— Ты себя погубишь, дурак ты этакий! Тебя из театра выгонят!

— А я сам не желаю работать в театре, которым руководят такие холодные бюрократы, как Гришка Белопольцев! Выскажусь, оставлю ему счет и… убегу! Не держи меня под руку! Мне противно!

— Стой здесь, скотина! — улыбаясь, процедил сквозь зубы Белопольцев. — Я сейчас достану тебе денег. Не смей никуда уходить!

Великодушная Леночка — секретарь начальника — одолжила «не позже чем до послезавтра» пятьдесят рублей. Когда Слава Котиков увидел в руках у Белопольцева деньги, он сразу подобрел, размяк и даже попытался заключить заведующего отделом театров в своя объятия, но тот быстро сунул ему в карман смятые кредитки и скрылся.

Поговорив с начальником управления, Белолольцев вернулся к себе в кабинет, сел и закурил. Нехорошо было у него на сердце!

У него даже мелькнула в мозгу мысль, что выдвижение его — ошибка и что он не «энергичный, растущий молодой руководитель», каким его все считают, а «тряпка», «мягкотелая амеба», «жалкий слюнтяй». который неспособен «взять барьер приятельских отношений», когда этого требуют интересы дела и коллектива.

Но нельзя было долго заниматься суровой самокритикой: надо было кончать доклад. И, затушив в пепельнице недокуренную сигарету, Белопольцев вздохнул и принялся за последний раздел — «Вопросы дисциплины, морали и идейно-художественного воспитания актера».

НАРЦИС ФЕДОТЫЧ

Милейший Нарцис Федотыч является служителем наших отечественных муз и граций, и притом вполне достойным служителем.

Он работяга и человек, несомненно, способный. В залихватском формализме не замечен, к бескрылым натуралистам не причислен, пьет в меру, ошибается тоже в меру. Будучи уличен в ошибке, не упорствует, не впадает в пессимизм, не уходит в себя и не выходит из себя. Обладая крепкой сердечно-сосудистой системой, переносит критические и самокритические толчки (силой, впрочем, до девяти баллов, выше ему не приходилось) сравнительно безболезненно и спокойно.

Короче говоря, Нарцис Федотыч — личность, безусловно, полезная. Настолько полезная, что сатирику о нем и писать-то было бы трудно, кабы не одна его странность: Нарцису Федотычу кажется, что его недостаточно оценили и не в полную меру обласкали.

На самом деле это не так.

Нарцис оценен настолько, насколько он того заслужил.

Но ему-то кажется, мало! Его ни на минуту не покидает противное, раздражающее печень и прилегающие к ней районы организма ощущение, что он недообласкан, что ему чего-то не додали, чем-то обнесли на пышном пиру жизни. С полного, бритого и в общем привлекательно-симпатичного лица Нарциса Федотыча по этой причине не сходит кисло-скорбная гримаска.

А на земле между тем совершаются удивительные, потрясающие воображение дела и события.

В небесные бездны взлетают нашей, советской выделки луны.

Целые области, годами не вылезавшие из ряда отсталых, награждаются высшими орденами Союза за свои прочные, обнадеживающие успехи в животноводстве, в сельском хозяйстве.

Нарцис Федотыч все это воспринимает живо, с интересом, но как-то своеобразно, что ли.

О чем бы вы с ним ни заговорили, он обязательно свернет на свою стежку-дорожку, запоет свою уныло-однообразную песенку. А в ней лейтмотивом будет звучать его личная, саднящая «зубная боль в сердце», как называл подобные ощущения, если не ошибаюсь, Генрих Гейне.