Счастливых бандитов не бывает

Сумский взял с тарелки два кусочка сыра, между которыми был зажат кружочек лимона. Покрутил в руке необычный бутерброд, внимательно, с любопытством осмотрел.

– Это «тиходонская закуска», – без настроения пояснил Вартан Акопович. – Предотвращает похмелье, обеспечивает свежую голову…

– Как раз то, что мне нужно, – кивнул проверяющий. И совершенно неожиданно добавил: – Говорят, у вас связи хорошие, крепкие. И здесь, и в Москве…

Вартан Акопович промолчал, только пожал плечами. Что тут говорить? Связи есть, только распространяться об этом не принято.

Теперь Сумский рассматривал Вартана так же внимательно, как только что «тиходонскую закуску». Тому даже стало не по себе.

Потом положил закуску в рот, разжевал, не сводя взгляда с директора.

– До свидания. И не забудьте: завтра утром я жду справку!

Дверь за ним захлопнулась. А Вартан Акопович снова взялся за телефон. Позвонил главе районной администрации, заместителю мэра, куратору спиртовой промышленности в областной администрации, в прокуратуру, в ОБЭП, даже заместителю губернатора позвонил… Он дружил со всеми, от кого хоть в какой-то мере зависел, и всем «заносил». Но все, с кем он говорил, ничего утешительного не сказали:

– Не волнуйся раньше времени, еще неизвестно, что они напишут – может, нормально все будет…

– А чего тебе бояться, тебя собрание акционеров поставило. Только они тебя и снять могут…

– Давай подождем, чем это закончится… Чего раньше времени волну гнать…

Вот такие обтекаемые ответы, за которыми стояло равнодушное безразличие. Никто не сказал: «Ты мой верный друж-бан, я тебя в обиду не дам! Всех за тебя порву!»

Вартан Акопович заметил: в последнее время покровители берут бабло только в том случае, если у тебя все хорошо… А чуть запахло жареным – сразу отскакивают. Раз появились проблемы – уже и бабки твои не нужны. Зачем им за кого-то подписываться? Лучше выждать: выпутается человечек – опять «дружба навеки», а «сгорит» – придет другой, он-то и будет «заносить»…

Вздохнув, Вартан Акопович позвонил в Москву, Гургену. Вот тот ответил так, как он и хотел:

– Да не бери ты в голову, все вопросы порешаем! Первый раз, что ли?

У Вартана как камень с души свалился. Вот что значит родная кровь! Настроение резко улучшилось. Он позвонил Милке:

– Привет, красавица! А не поехать ли нам в «Три сестры»?

– Поехали! – не задумываясь, отозвалась подруга. Она никогда не отказывалась от подарков и развлечений.

Жизнь по-прежнему была прекрасной и удивительной.

* * *

Тиходонский «Шанхай» начинается всего в пятистах метрах от Театральной площади, от драматического театра, построенного в духе идейного монументализма – в форме трактора, от Управления железной дороги – безупречного памятника классической архитектуры 1900 года, и проржавевшего железного остова с мутными окнами – социалистический модерн, научно-исследовательский институт атомной промышленности, судя по виду, так и не сделавший ни одного открытия. По сути, это самый центр города. Со стороны главной улицы «Шанхай» прикрыт разноуровневым мемориальным комплексом с неработающим фонтаном и пришедшей в ветхость пятидесятиметровой стелой с летящей фигурой Богини Победы, у которой, чтобы никто не мог нескромно заглянуть под юбку, снизу приделано дно, из которого обрубками нелепо торчат расставленные в прыжке ноги.

А ниже и начинается «Шанхай». Чтобы не оскорблять общественную нравственность и не подрывать веру в успехи коммунистического строительства, когда-то его огородили сплошным железным забором, на котором яркими красками нарисовали идеологически выдержанные плакаты типа «Решения ХХII съезда КПСС – в жизнь!» или «Партия – кузница кадров»… Номера съездов с положенной периодичностью менялись, а красочный забор оставался, создавая у гостей Тиходонска иллюзию, будто за ним кипит бурная общественно-политическая жизнь, куются кадры и претворяются в жизнь решения.

На самом деле ничего этого за забором не было. Яркий фасад являлся декорацией, не имеющей никакого отношения к ветхой одноэтажной застройке, которая во всех государствах называется одинаково: трущобы. В «Шанхае» не было пластиковых стеклопакетов, металлочерепицы или, на худой конец, ондулина, там не пиликали домофоны, не шумели кондиционеры и не гудели электрогенераторы. Там даже канализации нет и уличного освещения: столбы кое-где стоят, а лампочки давным-давно разбиты. Вросшие в землю домишки с крохотными окошками, упирающимися в хлипкие, покосившиеся заборчики. Итальянского или силикатного кирпича тут отродясь не водилось, дикого камня – тоже, даже грязно-серые шлакоблоки – редкость. В основном, старая кирпичная крошка, замазанная крошащимся цементом, потрескавшаяся штукатурка, под которой кое-где проглядывают косые ребра дранки, кривые саманные стены, некондиционные доски, щели между которыми залатаны кусками жести, рубероида или парниковой пленки, – что смогли достать.