Счастливых бандитов не бывает

Горгуля вздохнул, достал из оттопыренного кармана банку пива, открыл со щелчком, жадно припал. Заросший кадык несколько раз дернулся вверх-вниз, и банка закончилась. Горгуля глянул на нее оценивающе: тоже цветной металл…

— Есть один чел, Армен, он у него садовником работал. А после налета ушел — своя шкура дороже. Он и рассказал по пьянке… Потом спецом приходил, просил не болтать… Очень просил!

Горгуля все же отбросил банку в кусты.

— Карпет, говорит, сильно напуган. Вроде ни в какие дела лезть не хочет. Даже ответку включать не хочет. Вроде уезжать собрался. В Америку.

— Да ты что? Какой из него американец?! Он и английский не выучит!

— У Карпета там родня… Будут по-своему говорить…

— Ну что ж, это ценная информация, — кивнул Лис и полез за бумажником.

— Держи, — он протянул агенту три тысячи. — А только постарайся разведать: почему он не заявил о таком беспределе? Почему свою кодлу не поднял? Почему так напугался? И кто у него конкретно был? Кто исполнитель?

— Попробую, — не очень уверенно вздохнул Горгуля. — Хотя это тема стремная. Как подобраться?

— У меня все темы такие, — сказал Лис. — А подобраться… Сходи в «Загон», будто хочешь дурь на реализацию взять, потолкайся, понюхай…

— Как бы нюхалку не оторвали. Там это запросто…

— Не бойся, я с тобой, — дежурным тоном сказал Лис и направился к выходу из сквера.

* * *

Перед лестницей, ведущей в подвальный бар гостиницы «Аксинья», висит табличка: «Закрытое мероприятие». Однако внизу, за глухими кленовыми дверями, тихо. Ни грохота музыки, ни пьяных визгов, ни звона бьющихся бокалов — ничего такого, чем славятся закрытые мероприятия.

По обе стороны от лестницы дежурят два мордоворота в свободного покроя пиджаках, способных укрыть под своими складками не только пистолеты, но и вошедшие в моду малогабаритные автоматы для спецподразделений типа «кедра», «кипариса» или даже чешского «скорпиона». Спешащие мимо к лифтам постояльцы невольно опускают глаза и ускоряют шаг. А подойти и спросить: нельзя ли спуститься выпить пива или накатить соточку беленькой — такое даже в голову никому не приходит. Потому что понимают — это очень, очень закрытое мероприятие… И муха не пролетит мимо, не просочится в просторный, отделанный мрамором зал. Да и нечего ей там делать: жрачки-выпивки на таких мероприятиях не подают.

За длинным и пустым столом в центре зала сидят четверо: Гарик, Кореец Ким, Гуссейн и Итальянец — цвет тиходонского криминала. Нет, правда, Босого, но это нормально — его никто сюда и не звал. А вот Карпета звали, да он почему-то не пришел. Нет и Антона, который все это мероприятие затеял, но уж он-то прибудет, и его персональный стул обязательно дождется своего хозяина. Антон никогда не опаздывает, хотя и заранее приходить тоже не любит — называет это стариковской привычкой. «Много он понимает в стариковских привычках», — кривятся собравшиеся. И недаром кривятся — Антон моложе всех их, перспективнее и еще не прошел пика своей карьеры. Но рассуждать на эту тему не резон… Хотя рассуждай не рассуждай, а каждому ясно — за Антоном и другой молодежью будущее.

Вот эта молодежь стоит — прямо у входа. Такие же мордовороты, что и наверху, у лестницы, это личные телохранители, каждый пришел со своим хозяином, каждый с недоверием поглядывает на соседа. Только Степашка выделяется среди молодой поросли: ему уже под полтинник — уходящая натура, вчерашний день. И от такой наглядности Гарик испытывает досаду, переходящую в рвущееся наружу раздражение.

Пристяжь не сводит глаз со своих хозяев. Судя по тому, как покачиваются их головы, они ведут ровную неторопливую беседу. О чем говорят авторитеты, можно только догадываться. Но строить догадки — себе дороже. Лучше просто подпирать стену широкой спиной, ощущая лопатками могильный (тьфу-тьфу!) холод мраморных плит, да внимательно контролировать полированные двери.

Стрелки часов, висящих над входом, подбираются к 14–30. Как только минутная стрелка опустилась вертикально вниз, двери бара резко распахнулись и стремительно вошел Антон. Осмотрелся, мазнул взглядом по жмущейся у стены пристяжи, усмехнулся:

— Вы чё? Воевать тут друг с другом собрались, что ли? Или с кем-то еще?

— Зато ты, вижу, никого не боишься, — раздраженно проговорил Гарик Речпортовский. — Или тебе две жизни гадалка нагадала?

Фраза прозвучала резко, даже с оттенком угрозы. Но Антон не обратил на это внимания.

— А кого мне бояться? — спокойно сказал он. — Тебя, Гарик, я не боюсь. И Итальянца не боюсь. И Жору Каскета тоже. И вам бояться не советую.

— Знаем мы твои песни! — по-прежнему грубо сказал Гарик. — Что нам опять петь будешь?

Антон подошел к столу, сел на свой стул.

— Тебе, Гарик, пусть петухи на заре поют. А я к вам с серьезным базаром пришел. Если кого-то это напрягает — за холку не держу!

Петухи у братвы не в почете, эта фраза тоже прозвучала двусмысленно, с оскорбительным намеком. Но таким тонким, что не зацепишься.