– Ты представляешь, какие это колоссальные расстояния? – снова заговорил Рональд, разглядывая бескрайнее небо своими бездонными глазами. – Только вообрази себе все эти громадные раскалённые шары. Наша Земля в сравнении с Солнцем, как маковое зёрнышко в сравнении с апельсином, а Солнце, по сравнению со многими другими звёздами, само как зёрнышко. И этих апельсинов во вселенной миллиарды миллиардов, их больше чем всех песчинок на всех пляжах нашей Земли. Я просто не знаю, как можно быть астрономом, как можно не свихнуться от этих колоссальных объёмов и расстояний.
– Скорее всего они изначально все психи, раз их это не пугает.
– Да, наверняка. Но вот, что самое удивительное – среди всей этой бесконечности наша Земля, эта невидимая крупинка пыли, населена жизнью. Можно считать, что ты, я, любое, даже опустившееся на самое дно человеческое существо, все звери, эти улитки, которых мы съели на ужин – всё это величайшее необъяснимое чудо. Ты должна, обязана чувствовать себя именно так, Лиз, ты – чудо. Не какая-то невидимая составляющая многомиллиардной толпы, ты одна на много миллиардов звёзд. Вершина мироздания, венец божественного творения. И каждый, кого ты видишь, каждый, с кем тебе приходится общаться – тоже чудо. Когда все люди наконец поймут это, общество станет таким, каким его и задумывал создатель.
– Это утопия.
– Нет. Когда-нибудь это обязательно произойдёт.
– Наш мир таким не задумывался. Он не для того, чтобы в нём все были счастливы.
– О чём ты?
– Просто моё видение. Не сейчас, может быть, позже я тебе расскажу.
Голова продолжала болеть и много говорить не хотелось.
– Расскажешь обязательно. А хочешь моё видение мира?
– Хочу конечно.
Слушать Рональда я могла бесконечно. И мне даже не важно было, о чём он говорит, важно было то, как он это делает. Его голос – самая желанная музыка для моих ушей, нежный тембр – бальзам для души.
– Любовь важнее всего, – сказал этот вкрадчивый голос.
Слова его иногда вообще… заставляют трепетать так, что от удовольствия отнимается всё, что ниже колен.
– Только это важно, Лиз, поверь. Я прошёл все стадии – был романтиком, потом циником, потом циничным романтиком, снова циником и снова романтиком. Я попробовал всё, поэтому знаю, о чём говорю. Любовь важнее всего. Только из-за неё мы все находимся там, где находимся. И эти слова, Лиз, я сейчас использую в самом широком смысле, какой только возможен.
– А всё остальное, всё, что нас окружает, – продолжал Рональд, – дома, мебель, автомобили, украшения, прикроватные коврики и даже наши тела, всё-всё-всё – это всего лишь отходы звёздной жизнедеятельности, химический мусор.
Вряд ли он расскажет мне что-то новое, но его голос… Я просто таю от его тембра и манеры излагать свои мысли.
– Как это? – спросила.
– А вот как. Все вещества, все элементы образовались в тот момент, когда самые первые древние звёзды взорвались под конец своей жизни. Именно так они и умирают – горят-горят, долго, миллиарды лет, а потом взрываются с колоссальным вселенским ба-бахом. И вот в этот момент образуются химические элементы, которые разлетаются во все стороны. Из них состоят все наши вещи, из них состоим и мы с тобой. Представляешь, сколько этого вещества во вселенной, если каждую секунду времени, дожив свой век, взрываются сотни, а может, и тысячи звёзд?
– Ну если так рассуждать, то конечно эти парни сильно продешевили. Всего какой-то мешочек с камешками за твою бесценную жизнь, – хихикнула я и вдруг вспомнила: – Представляешь, есть одна планета. Она в два раза тяжелее Земли и на треть состоит из алмазов. Учёные даже подсчитали её примерную стоимость: двадцать семь с тридцатью нолями, в долларах конечно же. Как тебе? И всё это богатство всего в сорока световых годах от нас. Ничто по космическим меркам, где расстояния измеряются миллионами и миллиардами световых лет.
Рональд пару секунд смотрел на меня удивлённо, потом спросил, нахмурившись:
– Не знаешь, почему я чувствую, будто зря выпендриваюсь, пытаясь произвести на тебя впечатление своими познаниями в астрономии?
– Не зря. Я действительно под впечатлением от того, что это ещё хоть кому-то интересно.
– Отлично, – он вновь откинулся на руку и продолжил: – А насчёт бриллиантовой планеты… Как только мы доберёмся до этих залежей алмазов, они сразу же обесценятся. По логике вещей наибольшую стоимость имеет то, чего мало. Вот бриллиантов у нас мало, на всех не напасёшься, поэтому они дорогие, так?
– Ну в общем да.