Сделайте весёлое лицо

А я?.. Разве мог я перенести, чтобы Мишка меня принял за какого-то жадюгу путешественника, нет, я не мог этого перенести… мне легче было принести в жертву свои новые кожаные ботинки, только бы Мишка считал, что я уже вполне готов к настоящим героическим путешествиям. Поэтому я, больше не говоря ни слова, стянул с ног ботинки и стал смывать с них в реке пыль…

— Сырые будем есть или варёные? — спросил я Мишку прерывающимся голосом.

Мишка подумал некоторое время и сказал:

— Раз огонь не кончился, можно и варёные…

Всё-таки Мишка хороший человек… и добрый… Другой бы на его месте вполне мог заставить есть ботинки сырыми. Я подошёл к котлу, зажмурился и затаив дыхание опустил ботинки в кипящую воду… Потом я незаметно от Мишки подбросил в котёл ещё пять картошек, три морковки и две луковицы, но «умирающий от голода» Мишка каким-то образом всё это заметил и заставил вытащить всю приправу обратно: и пять картошек, и три морковки, и две луковицы.

— Что ты здесь устраиваешь какой-то суп с ботинками?.. — сказал он. — Ишь какой кулинар нашёлся…

— Это я-то кулинар?!

Но Мишка, видно, и сам пожалел, что он так незаслуженно обидел меня, потому что он вдруг сжалился и сказал:

— Если уж тебе хочется, чтоб ботинки были повкуснее, — сказал он, — пожалуйста, для первого раза можешь… можешь немного посолить воду… Соль у нас осталась, — сказал Мишка, — и перец остался… и лавровый лист…

«Нет, всё-таки Мишка — великодушный человек!» — подумал я, подбрасывая вместе с солью в кипяток чёрный перец и несколько лавровых листьев.

Вода в котле бурлила ключом. Ботинки мои крутились в кипятке как белки в колесе. То правый выплывет наверх, то левый, то правый, то левый…

А я мешал ложкой воду, стараясь не глядеть на ботинки, и всё время думал о том, что моей маме, наверное, будет очень неприятно, когда она узнает, что я съел свои ботинки уже на второй день… Если бы я их хоть немного бы поносил и съел, скажем, через месяц или даже через два… тогда бы это её, конечно, не так расстроило…

Я так глубоко задумался, что даже не успел заметить, как мои ботинки сварились. Лишь только когда Мишка заорал «готово!» и подцепил на вилку варёный ботинок, я отвлёкся от своих грустных мыслей.

— Готово! — сказал Мишка, кладя дымящийся ботинок на тарелку и отрезая от него ушко.

Мишке достался левый ботинок, а мне правый.

— В самый раз! — сказал Мишка, глотая с аппетитом ушко от ботинка.

Затем он разрезал на куски кожаный верх и стал уплетать его за обе щеки с таким вкусом, с каким, вероятно, настоящий умирающий с голода путешественник и должен есть вкусные калорийные ботинки. Хотя я тоже мысленно по-настоящему умирал от голода, но есть с таким аппетитом, с каким Мишка ел мои ботинки, я почему-то не мог.

Не знаю, если бы это были не мои ботинки, а Мишкины, может быть, я бы тоже их ел с большим удовольствием, но мои собственные ботинки мне почему-то совершенно не хотелось есть… Впрочем, не есть их совсем я тоже не мог, иначе Мишка меня никогда бы не взял с собой ни в какое героическое путешествие, поэтому я сначала нарезал кожаный верх на мелкие ломтики, как лапшу, а потом, не пережёвывая, начал глотать их затаив дыхание.

Вероятно, Мишка расправился бы со всем ботинком, включая подмётку и даже каблук, если бы в разгар нашего пира в дальних кустах не раздался сначала треск, а потом не появилась голова моей сестры.

— Мишка! Валька! — закричала она, подозрительно глядя на нас. — Вот вы где! А вас мама ждёт!

— Зачем ждёт? — спросил я, вслед за Мишкой незаметно пряча недоеденный ботинок под перевёрнутую миску.

— Как — зачем? — крикнула Наташка. — Обедать пора!

Худшего известия Наташка не могла принести при всём своём желании. Я был уже так сыт своим ботинком, что, казалось, я больше никогда и ничего не захочу есть, а тут ещё надо сразу идти и поглощать обед из целых трёх блюд…

— Ладно! Иди! Мы сейчас придём!

Но Наташка высунулась из кустов ещё больше и сказала подозрительным голосом:

— Почему это «иди»! Мне мама сказала, чтобы я без вас не возвращалась!

Спорить с Наташкой было бесполезно, мы поднялись и залили костёр бульоном из-под ботинок и под Наташкиным конвоем мужественно зашагали домой…

Как я ел обед, я не помню. Мишка, в интересах всего человечества, и второй обед уплетал за обе щеки — это я помню. Ещё я помню, что Наташка всё время заглядывала под стол и фыркала при виде моих босых ног. Она делала это до тех пор, пока под стол не посмотрела мама и не спросила меня удивлённым голосом:

— Валентин! А где твои ботинки?.. Почему ты босиком?..

— М… м… м… — промычал я, размазывая кашу по тарелке.

— Почему ты без ботинок, я тебя спрашиваю?

— Он без ботинок… потому что они их с Мишкой съели! — сказала Наташка, не дав мне опомниться и придумать какую-нибудь подходящую версию.

— Кого — их? — спросила моя мама, побледнев.

— Валькины ботинки! — пояснила Наташка.

— Как — съели? — прошептала мама чуть слышно.

— Очень просто… — сказала Наташка. — И даже с большим аппетитом…