Когда я перетянул Гвен к себе в седло, она практически не сопротивлялась. Я сам не мог понять, почему я её ударил. Мне нужно было быстро привести женщину в форму, и я не придумал ничего лучше пощечины. Хотя, кого я обманываю, я и не обдумывал других вариантов. Теперь я раскаивался в этом необдуманном поступке, но изменить что-то было уже невозможно.
Мне не нравится, что, находясь рядом с Гвен, я практически не контролирую свои поступки, тогда как я привык всегда знать, какое действие я совершу в следующий момент. Это касалось всего, даже отношений с дамами. Особенно это касалось отношений с дамами. У меня были женщины, видит бог, я не монах. И всегда все в этих отношениях было строго регламентировано и подчинялось строгому плану, даже страсть входила в этот план. С Гвен же я почти никогда не думаю о том, что я делаю или говорю. Между нами нет страсти, нет даже намека на влюбленность, но… Как только мы оказываемся наедине, между нами только что искры не летят, а в воздухе отчетливо пахнет свежестью грозы. И, все демоны бездны, это упоительные ощущения. И это опасно. К такому положению дел можно очень легко привыкнуть. Слегка тряхнув головой, я постарался выбросить эти опасные мысли из головы и заняться существующими проблемами.
— Что мне сделать, чтобы ты меня простила? — спросил я Гвен, которая смотрела на меня с раздражением.
— Преподнести норковую шубу и бриллиантовое колье, — буркнула женщина и принялась вертеться, вероятно, чтобы изловчиться и спрыгнуть на землю, а так как мы сидели в одном седле, то её телодвижения стали вызывать некоторый дискомфорт в моём теле. Да что же это такое? Что я только что про отсутствие страсти думал? Решено, в следующей таверне я воспользуюсь первым же предложением от какой-нибудь служанки, и неважно уже как именно мы будем представлены хозяину. Так, нужно собраться, что она там про какую-то шубу говорила?
— Не вертись, а то уроню, — настолько спокойно, насколько смог, проинформировал я Гвен. — Сомневаюсь, что смогу достать шубу из шкуры неизвестного мне зверя, а вот колье пообещать могу, как только в Фарли приедем, только, что-то мне говорит, что ты так шутишь.
— Ты мог обойтись без рукоприкладства! — она к моему невероятному облегчению прекратила вертеться и уставилась на меня.
— Нет, не мог. У тебя начиналась истерика, а успокаивать тебя перед этим странным «фонарём» было опасно, всё-таки это очень странный тип, и его нельзя было выпускать из поля зрения.
— Он обычный шизофреник, и у таких людей проявления агрессии обусловлены их галлюцинациями и навязчивыми образами, и делятся они на три типа: одни причиняют вред только себе, у вторых агрессия направлена на окружающих, а третьи — это вот такие вот фонари, которые почти не агрессивны, пока навязчивая слуховая галлюцинация не велит им сделаться таковыми. И вот тогда, они переходят или в первую, или во вторую группу, и больше эта группа не меняется, потому что модель поведения закрепляется в их сознании, — я мог только хлопать глазами и даже не скрывал своего удивления, вызванного словами Гвен. Она несколько тактов любовалась на мою растерянную физиономию и, усмехнувшись, решила перевести свою речь на более понятный мне язык. — Как тебе объяснить? В общем, если бы он сказал, например, что является не «фонарём», а «факелом», призванным очистить мир от скверны, вот тогда да, тогда его нужно было бы как минимум опасаться. А так…
— Хорошо, пусть так. А теперь ответь мне, откуда я мог это знать?!
— Не знаю. И вообще, отпусти уже меня, в этом седле вдвоём тесно, и вся твоя сотня ножей, которую ты навесил на себя, тычется мне во все части тела, — продолжала ворчать Гвен. Но сейчас в её голосе уже не было того равнодушного холода, что так неприятно поразил меня и заставил проделать столь странные маневры с перетаскиванием её с лошади на лошадь. — Почему ты лук или арбалет не носишь? Кваетус же предлагал тебе прекрасный лук.
— Потому что я неважно стреляю. Я леворукий, и многие боевые луки и арбалеты просто неудобны для меня. Я практичный человек и не собираюсь таскать на себе оружие, которым не пользуюсь.
— Ты меня отпустишь, практичный человек? — Гвен вдруг резко развернулась и, перекинув ногу, уселась в седле, откинувшись спиной мне на грудь. При этом она прижалась ко мне ещё сильнее, что заставило меня просто зубами заскрежетать. — Хотя, можешь и не отпускать, поехали так.
— Ну, уж нет, — я решительно соскочил с лошади и вытащил активно сопротивляющуюся Гвен из седла. — Садись на кобылу, и поехали уже, нам долго ехать — село, в котором я рассчитываю переночевать перед переходом границы, находится довольно далеко.
— Всё-таки ты не рыцарь, — пробурчала моя спутница, подходя к лошади. — Настоящий рыцарь помог бы даме взобраться на это орудие пыток, лишь по недоразумению названное седлом.
— Даму я бы подсадил, — в сердцах бросил я и тут же понял, что только что совершил самую большую ошибку в своей жизни.
Гвен посмотрела на меня сузившимися глазами и, молча вскарабкавшись на лошадь, сразу же с места послала ее рысью.