- Ого… Да ты просто лава… - поразилась женщина прежде, чем я успела отвести её руку, слишком ретиво проникшую к интимной зоне за расстёгнутой ширинкой. - А так и не скажешь. Кто же тебя так взбудоражил?…
- И без рук, - мягко осекла я, сцепив пальцы на её запястье, скорее, просяще, чем агрессивно. - Просто сделай это.
Мне не надо было говорить большего. Мы синхронно передислоцировались в спальню, руководствуясь лишь обоюдными подсказками тел. Чуть старше меня, она без слов угадывала, в каком я состоянии, и что мне нужно на данный момент. Под ласками её опытного рта я извивалась по кровати, с звериным удовольствием высвобождаясь из крепких тисков самообладания, выдержки и расчётливости. Ритина сексуальность, наваждением приследовавшая меня непрекращающимися фантазиями, ударяла в полчища гормонов куда ощутимее, чем крепчающая мякоть чужого языка. Я утопала в фатальной какофонии образов, вымышленного осязания, пикантных и недосягаемых сцен. Безумие дошло до того, что я готова была отречься от глаз, чтобы видеть её; от рук - чтобы касаться её; от ног - чтобы изнемогать от неё. Огромная птица Рух, колыхая и сотрясая воздух мощными крыльями, сдавила мой кислород, так жадно хватаемый ртом. Ослеплённая и ошарашенная внутренним взрывом, я всё ещё прижимала к себе голову случайной любовницы. Когда последние волны откатили, я укрылась одеялом, всё ещё грузно дыша и с затуманенными полуприкрытыми глазами. Взгляд прояснился почти сразу.
- Не хотелось бы, чтобы остались недомолвки… - попыталась я расставить точки над “i”.
- Валь, мы взрослые люди, - она прервала меня. - Я всё поняла ещё тогда, когда вместо обещанного ужина в ресторане, ты потащила меня в гости. Явно, что не внезапная страсть ко мне, обуявшая тебя через пару лет интернет-общения и редких дружеских встреч, толкнула тебя на это… Выходит, её зовут Рита? Ты шептала это имя, прижимая меня плотнее.
- Тебе показалось.
- Ты громко шептала. Я бы даже сказала, ты стонала это имя.
Я бы даже сказала, что молилась на это имя… Но я ничего не хотела говорить. Она полулежала на боку рядом, возвышаясь надо мной и наблюдая за сменами моего лица. Я прислонилась щекой к её руке.
- Надеюсь, ты не передумала насчёт Новой Зеландии, - она внимательно смотрела на меня. - Тебе нужно бы уже поторопиться с билетами.
- Сначала посмотрю, как ты там устроишься, - изменнически и бесстыже уклонилась я.
Получив сексуальную разрядку и весьма неучтиво спровадив гостью, я думала, что сразу отрублюсь. Не тут-то было. В ночной мгле мне почему-то вспомнились рассказы Катерины о душах, архетипах и таинственном животном. Я не готова была верить в них днём, но сейчас они неуклюже выходили из теней и заполоняли мои мысли, ужасая реальностью того, как мозг пытается их обработать. Познакомившись с ритиным отцом, - который, кстати, сегодня звонил сказать, что моё дело улажено, - я не могла не заметить их с дочерью глубокой тождественности, вызвавшей ворох негативных реакций, пот на ладошках и холод в жилах. Он был ярким воплощением всех тех страхов, которые интуитивно рождались во мне от Риты. В нём я увидела ответ, пронизавший меня до основания. Самое дикое заключалось в том, что я больше не боялась, хотя, в здравом уме и доброй памяти, следовало бы. Размышление о силе их рода увлекло меня в древность, где я видела отважных мужей и величественных женщин. Но что было в моих собственных корнях? Историзм вдруг отступил, и меня поразило ощущение единства времени. Как бы я не ненавидела отца и не упрекала мать; каким бы уродливым мне не казался их выбор по жизни, - это и есть я. А я - это есть они. Эта теорема никак не укладывалась в голове, но где-то внутри она уже была доказана. Причём, ещё до моего рождения. Выстрел настиг меня столь стремительно, словно всегда находился во мне, начертанный и знакомый с прошлых жизней, где моя мать не подвергалась насилиям, а отец не был подонком. Если бы с утра меня спросили, верю ли я эзоповой демагогии Катерины, я бы твёрдо сказала “нет”. Однако это не помешало просидеть за чтением ритиных рукописей до трёх ночи. Ложась спать, я проклинала вечерний кофе - до последний капли.
***
На следующий день я вызвала к себе Светлану. Она вошла бесшумно, вслед за тихим стуком, словно лань в диких прериях в предчувствии атаки льва. Сродни тем восточным мотивам: обезьяна спустилась с дерева, орёл парит высоко в небе. Светлана, кажется, ожидала продолжения вчерашних взысканий по поводу невнимательности, некомпетентности и куриных мозгов.
- Я не съем, - сухо приветствовала я, не поднимая головы.
- Надеюсь, это вам больше по вкусу.
Я приметила кулёк кедровых орешков в её руках.
- Не самые мои любимые, но всё равно спасибо, - они были весьма кстати после вчерашней бориной зачистки. - Сколько я вам должна?
- Нисколько… А какие ваши любимые?