Сделка с профессором (СИ)

Микаэлла одарила его призывным взглядом, отпустила локоть герцога, протянула изящную ручку, затянутую в длинную перчатку амарантового цвета, и сделала шаг навстречу.

– Ты так любезен, Эдман, – проворковала она, и ему ничего не оставалось, как поцеловать ее пальчики и помочь устроиться возле него на диване.

Беатрис поднялась из кресла в тот момент, когда гости появились в дверях, но ей надлежало ждать, пока знатные господа поприветствуют друг друга и сядут.

– Добрый вечер, ваша светлость, – сделала она глубокий реверанс, стоя лицом к герцогу. Затем Бетти выпрямилась, развернулась к максиссе и сказала: – Добрый вечер, госпожа Хариш.

Повторив реверанс и для нее, Беатрис замерла с опущенными в пол глазами, ожидая разрешения сесть.

– Дайна Беатрис, вы хорошеете с каждым днем! – воскликнул Серпентас, с удовольствием разглядывая девушку. – Прошу, не утруждайте себя такими формальностями. Присаживайтесь и не стесняйтесь нас. Мы с Эдманом старые друзья, а Микаэлла некогда частенько здесь бывала.

Бетти бросила быстрый взгляд на максиссу, уловив в словах герцога намек на более близкие, нежели просто дружеские, отношения между госпожой Хариш и максисом Джентесом, и тут же заметила в слегка натянутой улыбке красавицы и помрачневшем лице Эдмана подтверждение своей догадки.

– Благодарю, ваша светлость, – ответила она и, спрятав ото всех глаза под пушистыми ресницами, опустилась в кресло.

Дальше беседа потекла, как лесная речушка меж стволов высоких деревьев – неспешно и предсказуемо. Говорили о погоде, о последних светских новостях и о предстоящем через месяц широком праздновании именин императора. Медин Симпел ненавязчиво предлагал гостям то одно, то другое, но они предпочли чай, впрочем, и к нему едва притронувшись.

Беатрис в разговоре не участвовала, ей следовало молча ждать, пока к ней обратятся. Но госпожа Хариш полностью владела ситуацией и умело направляла беседу в нужное русло, задавая тон всему вечеру, и дайне места в общении высшей знати не нашлось. Но Бетти только радовалось такому повороту. Если бы герцог пришел один, ей пришлось бы исполнять обязанности хозяйки, и тогда развлечение Альмонда Серпентаса полностью легло бы на ее плечи. А Беатрис и так становилось не по себе от тех долгих, изучающих взглядов, коими он время от времени награждал ее.

Она исподтишка рассматривала гостей и поражалась тому, насколько его светлость и госпожа Хариш похожи. Но это сходство проявлялось вовсе не в идеальных чертах лица или великолепных манерах. Хотя и герцог, и максисса поражали той редкой красотой, что пленяет сразу и безоговорочно. Однако не это роднило их, а странная, даже неестественная скупость на простые человеческие чувства. Если бы Бетти оглохла на несколько часов и не смогла бы услышать их слов, а лишь читала по лицам, она бы подумала, что общается с живыми манекенами, лишенными души, настолько глубоко они прятали свои истинные эмоции.

– Эдман, ты не мог бы уделить мне несколько минут наедине? – вдруг спросила госпожа Хариш, улучив удобную паузу в разговоре.

Максис Джентес метнул в нее острый взгляд, но лицо максиссы оставалось полностью бесстрастным и выражало исключительно робкую надежду на согласие хозяина дома. И столько доверия и мольбы было в ее темных глазах, что Эдман кивнул и ответил:

– Разумеется. Мы можем переговорить в кабинете.

Он посмотрел на герцога и дайну с изрядной долей сомнения и спросил:

– Надеюсь, вы извините нас?

– Не беспокойся, – отмахнулся Серпентас. – Уверен, дайна Беатрис не позволит мне скучать.

Проклиная внезапное желание Микаэллы поговорить, Эдман подал ей руку и помог подняться. Ему хотелось поскорее разобраться с возникшими у нее проблемами и вернуться в гостиную, но приходилось сдерживать себя и медленно следовать с максиссой по коридору в сторону кабинета, подстраиваясь под ее неспешный шаг.

Усадив ее в кресло перед письменным столом, Эдман расположился напротив и спросил:

– Чем я могу тебе помочь?

Микаэлла вздохнула, отчего ее налитая грудь приподнялась, и Эдман невольно соскользнул взглядом в глубокое декольте. Он, как никто другой, знал каждый изгиб ее тела, и память услужливо подбросила картины прошлого, где Эдман самозабвенно ласкал сидящую перед ним женщину и срывал с ее губ хриплые стоны, посасывая затвердевшие соски.

Она частенько ждала его, облаченная в роскошный наряд, и ему приходилось раздевать ее, путаясь в многочисленных замочках и завязках, а Микаэлла при этом дразнила и поторапливала. И Эдман, наплевав на стоимость ее туалетов, срывал с нее корсет, сжимал в ладонях тяжелую грудь, сгорая от вожделения, задирал юбку и брал ее нетерпеливо и жестко, заставляя кричать от удовольствия и умолять о продолжении.

«Демон ее задери! – выругался про себя он. – Опять вырядилась так, что в штанах теперь тесно. Принесло же ее на мою голову».

– Эдди, мы так редко видимся, что я даже не знаю, с чего начать, – подняла она не него полный печали взгляд.

– Я готов выслушать тебя со всем тщанием, – хриплым голосом проговорил он.