Сдвиг времени по-марсиански

— Я страстно жду прощения, — сказал мистер Тагоми, — хотя вы и не можете мне его дать, а возможно, и никто не может. я собираюсь почитать дневник знаменитого богослова из Массачусетса, преподобного Мэсера. Мне сказали, что он пишет о виновности, об адском огне и тому подобное.

Консул делал быстрые затяжки сигаретой, внимательно изучая мистера Тагоми.

— Позвольте мне довести до вашего сведения, — сказал мистер Тагоми, — что ваша страна опустится до еще большей подлости чем прежде. Вам известна гексаграмма «Бездна?» Говоря как частное лицо, а не как представитель японских официальных кругов, я заявляю: сердце останавливается от ужаса.

Нас ждет кровавая бойня, не имеющая аналогов. Но даже сейчас вы стремитесь к своим, не имеющим никакого значения эгоистическим целям и выгоде.

Например: добиться какого-либо преимущества над соперничающей группировкой, скажем, над СД, не так ли? Устроить холодный душ герру Бруно Краусу фон Мееру…

Дальше продолжать он не смог. Грудь его сдавило. «Как в детстве, — подумал он, — когда перехватывало дыхание, стоило мне рассердиться на свою старую воспитательницу».

— Я страдаю, — объяснил он герру Рейссу.

Тот уже выбросил свою сигарету.

— От болезни, развивающейся все эти долгие годы, но принявшей опасную форму с того самого дня, когда я услышал о шальных выходках наших безнадежно безумных вождей. В любом случае, шансов на излечение никаких. И для вас тоже, сэр. Говоря языком преподобного Мэсера, если я правильно помню — покайтесь!

Германский консул хрипло сказал:

— У вас хорошая память.

Он кивнул и дрожащими пальцами зажег новую сигарету.

Из конторы появился мистер Рамсей, неся пачку бланков и бумаг.

Обратившись к мистеру Тагоми, который молча пытался перевести дух, он сказал:

— Пока он еще здесь. Текущие дела, связанные с его функциями.

Мистер Тагоми машинально взял бумаги.

Форма двадцать-пятьдесят. Запрос из Рейха через представителя в ТША, консула Фрейера Гуго Рейсса, о высылке под стражей какого-то уголовника, ныне находящегося под опекой Управления полиции города Сан-Франциско, еврея по фамилии Фрэнк Финк, гражданина — согласно законам Рейха — Германии, разыскиваемого с июня 1960 года, для передачи под юрисдикцию рейха и так далее. Он пробежал взглядом бумагу.

— Вот ручка, сэр, — сказал мистер Рамсей, — и на сегодня наши дела с германским представительством закончены.

Он с неодобрением взглянул на консула, протягивая ручку мистеру Тагоми.

— Нет, — сказал мистер Тагоми.

Он вернул форму двадцать-пятьдесят мистеру Рамсею, затем снова выхватил ее и наложил внизу резолюцию:

«Освободить. Главное торговое Представительство, одновременно представляющее гражданскую власть Империи в Сан-Франциско. В соответствии с протоколом 1947 года. Тагоми».

Он вручил один экземпляр германскому консулу, а остальные копии, вместе с оригиналом отдал мистеру Рамсею.

— До свидания, герр Рейсс.

Он поклонился.

Германский консул также поклонился, едва удостоив взглядом врученный ему лист бумаги.

— Пожалуйста, в будущем все дела ведите посредством промежуточных инстанций, как то: почта, телефон, телеграф, — сказал мистер Тагоми, чтобы исключить уличные контакты.

— Вы возлагаете на меня ответственность за общие положения, находящиеся вне моей юрисдикции, — сказал консул.

— Дерьмо собачье, — сказал мистер Тагоми. — Вот что я имел в виду.

— Разве такими методами ведут дела цивилизованные люди? — сказал консул. — Вами руководят обида и месть, в то время как это должно быть просто формальностью, в которой нет места личным чувствам.

Он швырнул на пол сигарету, повернулся и зашагал прочь большими шагами.

— Подберите свою вонючую сигарету, — тихо сказал мистер Тагоми.

Но консул уже скрылся за углом.

— Я вел себя как ребенок, — сказал мистер Тагоми мистеру Рамсею. — Вы были свидетелем моей инфантильности.

Он нетвердой походкой направился в контору. Теперь он уже совсем не мог дышать.

Боль пронизала всю его левую руку, и одновременно с этим как будто огромная рука схватила его ребра и сдавила их.

— Ух, — произнес он.

Там, впереди, он увидел не ковер, покрывающий пол, а фейерверк из искр, красных, обжигающих рот.

«Помогите, пожалуйста, мистер Рамсей», — хотел сказать он, но не смог вымолвить ни звука. Он весь подался вперед и споткнулся. И ничего вокруг, за что можно было бы ухватиться.

Падая, он сжал в руке, засунутой в карман, серебряный треугольник, навязанный ему мистером Чилданом. «Он не спас меня, — подумал он. — И не помог мне. Все было впустую».

Тело его грохнулось на пол. Задыхаясь, он ткнулся носом в ковер, свалившись на четвереньки. Лопоча какую-то чушь, к нему устремился мистер Рамсей, плетя какую-то ерунду, чтобы самому не потерять голову.

— У меня небольшой сердечный приступ, — удалось выговорить мистеру Тагоми.

Теперь уже несколько человек оказалось рядом и перенесли его на диван.

— Спокойнее, сэр, — говорил ему один из них.

— Уведомите жену, пожалуйста, — сказал мистер Рамсей.