Сдвиг времени по-марсиански (сборник)

Значит все, перехода на другую гексаграмму не было.

Тогда следующий вопрос. Собравшись с мыслями, он произнес:

— увижу ли я снова Юлиану?

Это была его жена или, вернее, бывшая жена. Юлиана ушла год тому назад, и он не видел ее несколько месяцев. В сущности, он даже не знал, где она сейчас живет, наверное, уехала из Сан Франциско, возможно даже из Тихоокеанских Штатов.

Общие друзья или ничего не слышали о ней, или не хотели ему говорить.

Он углубился в манипуляции с черенками.

Сколько раз он спрашивал об Юлиане, задавая то один вопрос, то другой? Вот и гексаграмма, порождение слепой случайности положения черенков растения, была случайна, но тем не менее казалась связана тысячью незримых уз с мгновением, в котором он находился, в котором его жизнь была связана со всеми остальными жизнями и частицами вселенной. Сквозь рисунок переменчивых и неизменных строк всегда находила себе путь неодержимая необходимость, высвечивая положение в целом. Он, Юлиана, фабрика на Гоуч-стрит, Торговые Представительства, хозяйничающие здесь, исследование планет, миллиард кучек химических соединений в Африке, которые теперь уже не были даже трупами, стремления тысяч людей вокруг него в мелких курятниках Сан-Франциско, обезумевшие бестии в Берлине, с их хладнокровными лицами и маниакальными планами — все соединилось в одно мгновение, когда он бросал стебли тысячелистника, чтобы избрать точное, мудрое высказывание, соответствующее этому мгновению, в книге, корни которой уходят в тринадцатое столетие до нашей эры. В книге, созданной мудрецами Китая за пять тысяч лет, отразившей доведенную до совершенства космологию еще до того, как Европа научилась элементарной арифметике.

Гексаграмма. Сердце его упало. Сорок четыре. Лицом к лицу с ней. Ее отрезвляющий приговор:

«Девица сильная. Не следует жениться на такой девушке».

Он снова получил тот же ответ относительно Юлианы. «Значит, она не для меня, я знал это. Но ведь не об этом я спрашивал оракула. Зачем оракулу нужно было напоминать мне? Скверный жребий выпал мне встретить ее и влюбиться — и любить до сих пор». Юлиана — самая красивая из женщин, которых он знал. Черные, как смоль брови и волосы: следы испанской крови были видны даже в цвете губ. Упругая, неслышная походка: она носила туфли с ремешками, оставшиеся еще со старых классов.

По существу, вся ее одежда была какой-то поношенной, казалась старой и застиранной. И он и она были сломлены так давно, что, несмотря на свою внешность, она должна была носить бумажный свитер, старый жакет на молнии, коричневую твидовую юбку и коротенькие носки.

Он ненавидел это, и все из-за того, что эта одежда, как она сама говорила, делала ее похожей на женщину, играющую в теннис, или даже хуже собирающую грибы.

Но самое главное его с самого начала привлекала эксцентрическое выражение ее лица: безо всякой причины она приваживала незнакомых мужчин многозначительной улыбкой Моны Лизы, которая приводила их в замешательство — отвечать ей тем же, или нет? Сила ее обаяния была так велика, что в большинстве случаев, когда Юлиана проплывала мимо, с нею здоровались.

Сначала он думал, что причиной этого является плохое зрение, но потом подумал, что это приоткрывает глубоко скрытую при всех других обстоятельствах глупость. Эта ее манера, да еще походка, обычное выражение лица, будто она знает какую-то только ей известную тайну — все это очень досаждало Фрэнку. Но даже перед разрывом, когда они очень часто ссорились он никогда не видел в ней ничего другого, как только прямого, непосредственного изобретения самого бога, которое попало в его жизнь по причинам, о которых он никогда не узнает. Именно вследствие этого — какой-то религиозной интуицией, верой в нее — он никак не мог смириться с тем, что потерял ее.

Казалось, что сейчас она где-то совсем рядом, как будто он все еще с ней.

Это ощущение никогда не покидало его.

Особенно сильным оно было, когда он брал в руки Оракул. Сидя на кровати и готовясь выйти на улицу и начать свой день, Фрэнк Фринк размышлял над тем, спрашивает ли кто-нибудь еще совета у оракула в этом огромном городе Сан-Франциско? Все ли получают такое же мрачное предсказание, как и он?

Являются ли складывающиеся в этот момент обстоятельства столь же неблагоприятными, для них, как и для него?

Глава 2

Мистер Нобусуке Тагоми присел, чтобы испросить совета у пророческой пятой книги конфуцианской мудрости оракула, известного много столетий назад под названием «Я-Чинг» или «Книги перемен». В полдень у него возникли какие-то смутные предчувствия, связанные со встречей с мистером Чилданом, которая должна была состояться через два часа.

Несколько комнат, занимаемых Главным представительством в «Ниппон Тайм Билдинг», на двадцатом этаже на Тейлор-стрит, выходили окнами на залив. Через стеклянную стену можно было наблюдать, как суда, проходя под мостом «Золотые ворота», заходят в бухту. Как раз сейчас, возле острова Алькатраз был виден сухогруз, но мистер Тагоми не проявил к нему никакого интереса.