Secretum

Мазарини, продолжал аббат Мелани, был весьма польщен. Как и большинство присутствующих, он узрел в двух богах себя самого и королеву Анну, а в скипетре – корону Франции, которую он крепко держал в своих руках. Для остальных, однако, колесница, оставлявшая за собой сушу, чтобы пересечь огромное море, и особенно трезубец в руке Посейдона означали не Францию и ее корону, а ту Испанию, владычицу морей и двух континентов, которая теперь была истощена войной и поэтому готова была упасть в руки Мазарини. Аллегория, которая очень порадовала его преосвященство.

«Кто украдет испанскую корону у ее детей, у того испанская корона украдет его детей!» Когда Капитор добавила эту загадочную фразу, шепот стих и воцарилась мертвая тишина.

– По этому поводу была масса гипотез. Мы все поняли так, что эти слова направлены против испанского короля Филиппа IV, у которого все наследники мужского пола умерли в детском возрасте. Большинство видело причину такого предупреждения в том, что его сестра Анна Австрийская вынуждена была подписать заявление об отказе от претензий на испанский трон и тем самым лишила испанскую корону ее наследницы. Однако были такие, кто, наоборот, считал это намеком на отказ Филиппа назвать наследником дона Хуана, своего внебрачного ребенка, хотя многие очень хотели бы видеть в нем будущего короля.

Капитор перешла к третьему подарку. Одним движением она сдернула красную ткань и отбросила ее далеко в сторону.

В этот раз это был прекрасный кубок, также сделанный из золота и серебра, на длинной ножке, изображающей несущего чашу кентавра.

– Предмет тончайшей работы, – сказал Мелани, – но прежде всего символический, как и оба других подарка.

Кубок был до краев наполнен густой маслянистой жидкостью. Капитор объяснила, что это миро.

– Затем сумасшедшая потребовала от меня выйти вперед и протянула мне ноты. Я уже знал произведение, которое она попросила меня спеть, и нам не нужна была репетиция. Сопровождение гитары было простым, и даже скромных певческих способностей сумасшедшей было достаточно.

– И что вы пели?

– Песню анонимного автора, которая была тогда довольно популярной: Passacalli della Vita – «Пассакалья о жизни».

– Она понравилась публике?

Атто скорчил гримасу, в которой смешались горечь воспоминания и холод зловещего предчувствия:

– К сожалению, совсем нет. С этой песни и начались все проблемы.

– Какие проблемы?

В ответ Атто запел тихим, но хорошо поставленным голосом пассакалью, которую пел более сорока лет назад для королевской семьи и внебрачного сына испанского короля в сопровождении гитары сумасшедшей прорицательницы:

О, come t'inganni,Se pensi, che gl'anniNon debban finire.Bisogna morire.È un sogno la vita,

Che par si gradita.È breve il gloire.Bisogna morire,Non val medlclna,Non giova la china,Non si puo guarire.Bisogna morire.Si more cantando,Si more sonandoLa cetra о sampogna

Morire bisogna.Si more danzandoBevendo, manglando,Con quella carognaMorire bisogna.I giovan, i putti,E gl'homini tutti,S'han'a finire.Bisogna morire.I sani, gl'infermi,I bravl, l'inermi,

Tutt'han'a finire.Bisogna morire.Se tu non vi pensi,Hai persi li sensi,Sei mort', e puoi dire:Bisogna morite.[40]

Атто промокнул капли пота на лбу. Он как будто еще раз пережил давно прошедшие жуткие мгновения, когда он понял, что позволил использовать себя для откровенного предупреждения Мазарини.

Закончив петь, Атто украдкой посмотрел на его преосвященство. Кардинал был бледен как мертвец. Правда, он ни в малейшей мере не потерял контроля над своими чувствами и ничем не выдал себя, но кастрат, знавший каждое выражение лица кардинала, сразу же увидел в нем неприкрытый страх.

– Знаешь, – поучал меня аббат Мелани, – если хочешь по-настоящему узнать великого государственного деятеля, нужно очень долго находиться в его ближайшем окружении. Ведь тот, кто правит государством, должен быть великим мастером притворства, чтобы не позволить никому проникнуть в свою душу. Так вот, у меня была возможность наблюдать его преосвященство вблизи, причем немалое время. Кардинал, который от природы был бесстрашным человеком и обладал железной волей, боялся только одного: смерти.

– Почему? – удивился я. – Я всегда думал, что кардиналы, князья и министры, которые так хорошо знакомы с государственными секретами, они, как бы это сказать…