Седьмая чаша

— По этому поводу можете не переживать, — ответил я, а сам подумал: «Если Билкнэп обратится к Гаю, я скорее сам заплачу за лечение, чем заставлю друга гоняться за жадным адвокатом, пытаясь получить гонорар».

Билкнэп молчал, производя в уме какие-то вычисления. Он, без сомнения, размышлял о том, удастся ли ему получить бесплатную консультацию и таким образом заработать дополнительное очко в нашем противостоянии.

— Ладно, я пойду! — агрессивно заговорил он, будто принимая вызов. — Поглядим, что он мне скажет.

— Вот и хорошо. Вы найдете его в Баклсбери. Я увижусь с ним завтра и попрошу, чтобы он осмотрел вас.

Глаза Билкнэпа превратились в щелочки.

— Почему вы это делаете? — подозрительно спросил он. — Хотите заполучить еще одного клиента для своего друга?

— Мне не нравится наблюдать, как человека сводят в могилу никчемным лечением. Даже вас, Билкнэп.

— Откуда адвокату знать, какое лечение хорошо, а какое нет? — пробормотал он, повернулся и пошел прочь, даже не поблагодарив меня.

Я смотрел, как он уходит, постукивая палкой по каменным плиткам двора. Действительно, зачем я это сделал? А потом понял: если Гай сумеет помочь ему, именно я заработаю очко в борьбе со своим старинным противником. Кроме того, я буду знать, что сделал доброе дело. Может, именно это заставило меня предложить ему помощь? Впрочем, если мы станем что-то делать, лишь будучи уверены в том, что наши помыслы абсолютно чисты, мы никогда ничего не сделаем.

Глава 30

Остаток дня я работал, не выходя из конторы. Снова пошел дождь и лил, не переставая, почти до вечера. Барак находился здесь же. Он сидел молча, то и дело морщась от головной боли и, по всей видимости, страдая от жестокого похмелья.

«Ну и поделом тебе», — мстительно думал я.

Ближе к вечеру прибыл гонец из дворца Ламбет. Кранмер вызывал меня на совещание, которое было назначено на завтрашний день. Я решил, что вряд ли произошло нечто экстраординарное, иначе он приказал бы мне явиться немедленно. Видимо, архиепископ хотел выяснить, почему мы до сих пор топчемся на месте.

Я рано лег спать. Ночью снова зарядил дождь, и, просыпаясь пару раз, я слышал, как его струи хлещут по крыше. Лежа в темноте с открытыми глазами, я думал об убийце, который в эти минуты скрывался где-то там, в ночи. Возможно, как раз сейчас он наблюдает за домом, поскольку холод и дождь ему нипочем. А может быть, он сидит в какой-нибудь комнате в этом огромном городе и, подобно мне, слушает звуки дождя, а в голове его ворочаются темные, никому не ведомые мысли.

Следующее утро снова выдалось солнечным и ясным, суля очередной теплый день. Весна уверенно вступала в свои права. Сидя за столом и завтракая, я увидел в окне Тамазин, которая в одиночестве гуляла по саду, останавливаясь перед клумбами с нарциссами и крокусами. Затем она подошла к дому и села на скамейку возле входной двери. Я вышел во двор и направился к ней. Синяки с лица Тамазин сошли окончательно, и к женщине вернулась ее прежняя миловидность и привлекательность. Однако вид у нее был озабоченный. При моем приближении она привстала, но я жестом попросил ее не беспокоиться.

— Скамейка не мокрая? — спросил я.

— Она стоит под ветвями, и дождь на нее не попадает. У вас чудесный сад! — восхищенно добавила она.

— Ничего удивительного. Знаешь, сколько лет мне пришлось ухаживать за ним, чтобы он стал таким? Как себя чувствует Джек? Надеюсь, он никуда больше не уходил прошлой ночью?

— Нет. У него до сих пор раскалывается голова. — Она глубоко вздохнула. — Но вчера он попросил прощения. Он сказал мне то же самое, что и вам: когда с этим делом будет покончено, мы переедем в какой-нибудь маленький уютный домик. Может быть, там даже будет сад. По его словам, тогда мне будет чем заняться. Жаль, что он не сказал об этом мне первой.

— Но ведь ты все равно рада?

— Мне бы хотелось иметь сад, — тусклым голосом ответила Тамазин, — но, боюсь, мы не сможем позволить себе такой роскоши.

— Возможно, пришло время поднять ему зарплату, — сказал я.

— Странно, что вы вообще не уволили его после того, как он вел себя в вашем доме, — с холодной злостью сказала женщина.

— На нас сейчас давит страшное бремя, Тамазин.

— Я знаю, но, как вам известно, наши с Бараком неурядицы начались задолго до этого.

— Он понимает, что вел себя неправильно, Тамазин. Когда все закончится и вы переедете в другое место, дела пойдут на лад, вот увидишь.

Женщина мотнула головой.

— Вы знаете, какой у него острый язык. Он уже не в первый раз, когда его одолевает хандра, напивается и начинает меня оскорблять. Наутро он, конечно, извиняется, клянется в вечной любви, но проходит время, и все повторяется снова и снова. Я знаю, это наш умерший ребенок разводит нас все дальше и дальше друг от друга.

— Бывают мужья и похуже, — рассудительно заметил я. — Он тебя, по крайней мере, не бьет.

— Я должна его за это благодарить?

— Дай ему время, Тамазин.

— Иногда я думаю: почему я должна терпеть все это? Мне даже приходит в голову мысль о том, чтобы бросить его, вот только идти мне некуда.

Она прикусила губу.